В 2014 и 2015 годах в Воркуту из так называемой Луганской народной республики переехали десятки горняков. Во время острой фазы конфликта украинских военных и ополченцев остановились несколько шахт, их сотрудники стали искать работу за пределами ЛНР. В Воркуте они столкнулись с затяжным оформлением документов, другими условиями труда, более холодным климатом, расставанием со своими родственниками и близкими. Спустя пять лет после тех событий корреспондент «7x7» Максим Поляков встретился с тремя горняками из Луганска, чтобы узнать, как они строили свою жизнь с нуля, чем удивил их северный город и как они переосмыслили военные действия и их последствия для собственных жизней.

 

Евгений Лаврик. Тундра, Путин и пенсия

«Мы в России надолго»

— Когда началась война, мы собрали «тревожный чемоданчик». Он стоял около выхода из квартиры. Я туда положила документы, золото, деньги. Документы — самое главное, потому что без документов ты просто бомж, — Наталья Лаврик, жена шахтера Евгения Лаврика, приглашает на кухню в новой квартире в воркутинском поселке Воргашор.

На столе — бутерброды с икрой, салаты, запеченная в духовке курица. Ее супруг тоже садится за стол, но пока молчит. Наталья коротко описывает последние дни жизни в Луганске — вспоминать эти события, по ее словам, тяжело. Семья не хотела уезжать из города, но когда в июне 2014 года стали стрелять в соседних кварталах, то она сначала отправила в Белгородскую область старшую дочь, а потом уехала и сама вместе с мужем и сыном.

Супруги Лаврики поселились в поселке Маслова Пристань. Дочь нашла там работу, обустроила быт, а Наталья и Евгений первым делом устроили младшего сына в школу. Первые попытки закрепиться там на работе оказались неудачными: везде требовали или разрешение на временное пребывание в России, или вид на жительство.

— Через какое-то время у нас закончились деньги. Я пошла устраиваться на работу, а меня без документов не берут. Я пошла оформлять убежище [статус беженца] и в этот момент поняла, что мы в России надолго, — говорит Наталья.

Какое-то время Наталья проработала проводником в поездке Белгород — Новосибирск. Две недели в месяц ее не было дома. Евгений так и не нашел высокооплачиваемую работу.

— Было непонятно, когда война закончится. Тем более, по телевизору только про нее и рассказывали — по Первому каналу, по «России», по Russia Today, — присоединяется к разговору Евгений Лаврик.

Через несколько месяцев, ближе к лету 2015 года, Евгений нашел вакансию горнорабочего в компании «Мартит» в Воркуте, которая трудоустраивала горняков на шахты «Воркутаугля». Зарплату предлагали от 30 тыс. руб. В зависимости от опыта работы и квалификации она могла достигать и 80 тыс. Евгений решил поехать в Воркуту на разведку, а потом, при удачном стечении обстоятельств, перевезти туда семью.

 

«Ты не представляешь, какая тут цивилизация»

Первое, что удивило Евгения Лаврика еще на подъезде к Воркуте, — это белые ночи, которых он раньше не видел.

— Я ехал на поезде в Воркуту, проснулся, а за окном светло. Люди стали заходить. Я думаю, что уже часов шесть утра. Посмотрел на часы, а там 2:30 ночи. Подумал, что часы сбились, — с улыбкой говорит Евгений.

Он быстро нашел съемную квартиру в поселке Воргашор, устроился на шахту, после чего стал обсуждать с женой ее возможный переезд в Воркуту.

— Я поехала с мужем, потому что подумала так: он будет там, я — в Белгороде. Это не семья. Куда иголка, туда и нитка. Я подумала: «На Севере же живут люди, и мы сможем. А сын — будет сильнее характером», — вспоминает Наталья. — Но муж меня сразу предупредил: если я начну ныть, то он купит мне обратный билет в одну сторону. Он так и сказал: «Ты не представляешь, какая там цивилизация, какие там дороги». Мы приехали, а тут рядом с Воргашором разрушенный поселок Комсомольский. Я в такси ему так и сказала: «А мы точно в Воркуту приехали, не в Луганск?»

Воргашор — в 30 километрах от Воркуты, построенный рядом с одноименной шахтой, сам немного напоминает поселок-призрак. В 1989 году там жили около 25 тыс. человек, но люди или перебирались в город, или вовсе уезжали из Воркуты. Кто-то сумел продать квартиры, кто-то просто бросил их. Теперь в Воргашоре живет около 10 тыс. человек. Местные власти пытаются сократить затраты на содержание поселка: объединяют школы, детские сады, библиотеки, отключая пустующие здания от воды и тепла.

— Я однажды шла домой, а тут, на Воргашоре, закрывали детский сад. Окна забивали деревянными досками. И так колотили, — Наталья начинает плакать, — как будто гроб забивают. Я остановилась, сняла видео и дочке отправила. Потом позвонила и говорю: «Представляешь, у вас там в Белгородской области дети не могут попасть в детский сад, у вас очереди. А тут детский сад закрывают». Так жалко было, капец.

Супруги Лаврики несколько месяцев прожили на съемной квартире, но подыскивали свое жилье. Наталья рассказывает, что первое время большинство квартир, которые им предлагали, были в ужасном состоянии. Она называет их словом «захолустье». Но через несколько месяцев на продажу выставили двухкомнатную квартиру с мебелью за 150 тыс. руб. Лаврики быстро согласились на сделку. В свое новое жилье они купили только новую кровать, холодильник и стиральную машину.

Через некоторое время они привыкли и к суровому климату, и долгой зиме.

— Понравилось, что тут зима. Пурга и метели — это, конечно, плохо. Но тут снег выпал, и обувь не такая грязная. А у нас же все время было месиво. Ботинки приходилось каждый раз мыть. А ты попробуй сына заставить помыть ботинки, — вспоминает Евгений.

Наталья была очарована тундрой, местными грибами и ягодами. Но больше всего удивилась северным оленям, которых впервые увидела на празднике в День оленевода. Его традиционно отмечают в начале ноября в центре Воркуты.

— Я удивилась. В моем представлении северные олени должны были быть огромные, с рогами. Как лоси. А они — маленькие, — улыбается Наталья.

 

 

«Если нет работы на шахте, тут только таксистом»

Через некоторое время Наталья устроилась работать администратором в гостиницу, потом в детский сад. Евгений работал в «Мартите», но отнес документы и в компанию «Воркутауголь». Там и зарплата чуть больше, и есть все социальные выплаты. Но взять его туда отказались.

— Тех, кто приезжал из Донецка и Луганска в 2014 году, брали на работу в «Воркутауголь» сразу. Потом с этим стало сложнее, — вспоминает Евгений свои попытки устроиться туда на работу, начиная с 2015 года.

По его словам, если шахтер уже работает в какой-то из подрядных организаций (их в Воркуте несколько, обычно там трудятся приезжие горняки. «7x7» в 2017 году опубликовал большой материал об этом), то в «Воркутауголь» его не берут.

— Мне в «Воркутауголь» сказали: «Рассчитайся, посиди два месяца, а потом приходи. Или жди». А два месяца я что делать буду? В Луганске у нас хоть огород свой был, гараж. А если в Воркуте нет работы на шахте, то тут только таксистом, — огорчается Евгений.

— Я ездила в управление персоналом «Воркутауголь». Я чуть ли не на колени там становилась, просила нам помочь. Понимаете, что у нас ребенок поступил тут в колледж. Ни в какую. Я пыталась поговорить с влиятельными людьми, что-то решить. Мы же живем уже здесь, мы хотим этими же льготами пользоваться. Но меня никто не услышал, — вспоминает Наталья.

— Год назади я ездил, спрашивал в управлении персоналом: «Может, мне уйти с подрядной организации, посидеть два месяца дома? Может быть, тогда вы меня возьмете?» А мне отвечали: «Не факт. А лично мы возьмем через девять месяцев». Я тогда подумал, почему девять месяцев. Посчитали с женой дома. Оказалось, что через девять месяцев мне будет 45 лет, а это пенсия.

В декабре 2018 года Евгению Лаврику исполнилось 45 лет, он вышел на пенсию, но продолжил работать в «Мартите».

 

«Я бы тоже за Путина голосовал, но...»

Еще до военных действий в Луганске супруги Лаврики планировали купить машину. Оформили договор с фирмой из Киева, выплачивали небольшие суммы пять лет, всего — около 500 тыс. в пересчете на российские рубли. Забрать машину они могли только тогда, когда вся задолженность будет погашена. В России им поставили отметку о регистрации в их новой квартире в украинский паспорт. Теперь, по словам Натальи, он недействителен. Въехать по нему в Украину она не может.

 

 

В 2016 году Лаврики приехали в Луганск (через границу ЛНР, которую не контролируют украинские власти), там остались родители Евгения. Наталья признается, что первые два года очень сильно тянуло на родину.

— На свой диван тянуло, в место, где долго жили. И вот мы приехали в Луганск, легли на свой диванчик, полежали. «Ну что? — сказала я мужу. — Поехали обратно. Что нам здесь делать?» Работы там нет. Там выживают пенсионеры, у которых есть участки, огороды.

Российские паспорта Лаврики получили в апреле 2018 года и не успели принять участие в выборах президента России, которые состоялись в марте.

— Я бы голосовала за Путина, — Наталья признается, что если бы могла голосовать, у нее не было бы сомнений, напротив какой фамилии поставить галочку.

— Я бы, конечно, тоже за Путина голосовал, но... — Владимир на несколько секунд задумался, но продолжил: — ...в такой стране и вот так жить?

— Так а что ты сюда приехал? Тебя кто-то сюда звал?

— Если бы не начались военные действия, ты знаешь, я бы сидел на своей Украине. И было бы там неплохо.

Наталья признается, что не собирается возвращаться в Луганск. Есть только одно условие, при котором она согласится это сделать, — если Луганская и Донецкая области присоединятся к России:

— Если завтра Луганск и Донецк станут российскими, если ничего не будет угрожать нашим детям, я соберу вещи и поеду к себе домой. Я не буду выбирать какой-то российских город. Мы же ремонт сделали в своей квартире, в квартире у дочери.

— А я вернусь, если шахта нормально заработает, — продолжает Евгений.

— Нет. С меня хватит. Жить в непризнанном государстве я не хочу. Я столько прошла, пока документы в России собирала. Меня жизнь научила, что я каждый свой шаг должна подтвердить документами. Теперь я буду жить по букве закона.

В этот момент, спустя два с половиной часа разговора, Евгений предлагает поторопиться на последний автобус из Воргашора в город. В субботний вечер он отправляется сравнительно рано — в 19:40.

 

Максим Мирошниченко. Метели, коммунисты и невеста

«Однажды стоял за пачкой сигарет 4,5 часа»

— Военные действия начались в Луганске в середине мая 2014 года, но в это время мы ходили на работу. Прекратили только 18 июля, когда к нам в электроподстанцию шахты попал снаряд, — 26-летний Максим Мирошниченко размешивает сахар в кофе. Встречу он назначил в 8:30 в кафе в центре Воркуты, так как в 10:30 он должен сесть в автобус, чтобы поехать на двойную смену на шахту «Воргашорская». Он вспоминает свой последний день на луганской шахте:

— Я был в третью смену, ночью. Мы успели выехать в клети из-под земли. А смена, которая только-только сменила нас, выползала по лестничным прогонам, по стволам. А там 680 метров. И с того момента не было воды и света ни в шахте, ни в городе.

После этих событий Максим переехал к родителям в частный дом, где можно было подключить генератор и нормально принять душ. В конце июля 2014 года в Луганске перестали работать магазины, и некоторые владельцы решили не дожидаться, когда испортятся продукты, а раздать их горожанам.

— Я запомнил, как раздавали мороженое и какая очередь была за сигаретами. Однажды я стоял за пачкой сигарет 4,5 часа. Нас таких было около полутысячи.

В Луганске Максим закончил колледж, устроился работать горным мастером. По его словам, снабжение на шахте было не очень хорошим: новую спецодежду выдавали нечасто, даже мыло приходилось приносить из дома. Мыслей уезжать из города у него не было, но все изменила война.

 

 

Когда снаряд попал в шахту, Максим быстро понял, что работы в Луганске не будет, денег ему и так не платили уже два месяца. Он стал перебирать варианты, но быстро остановился на Воркуте. Тут у него живет двоюродный дядя, которого Максим ни разу не видел. Он пообещал помочь с квартирой на первое время и трудоустройством. В Воркуту Максим приехал в августе 2014 года.

 

«Моя девушка пока боится ехать в Луганск»

Первым делом Максим Мирошниченко пошел оформлять разрешение на временное пребывание (РВП). Он приехал к офису паспортного стола в 2:00, но был в очереди только 21-м. На прием к специалисту бывший житель Луганска попал только в 17:45. В этот момент специалист объявила, что квоты по Воркуте на РВП закончились.

Через 2,5 месяца, получив все необходимые документы, он устроился в одну из подрядных организаций «Воркутаугля» — Северную алмазную компанию. Его пригласили работать на шахту «Воргашорская». В поселке недалеко от шахты он стал снимать квартиру. Осенью, зимой и почти всю весну было так холодно, что продукты он хранил на балконе, так как дома не было холодильника.

— Первая зима в Воркуте была непривычной. Метели и пурга постоянно. Однажды с шахты до поселка — а это семь километров — я добирался 12 часов. Автобусы застревали. Нас вытаскивал КамАЗ. В один из таких дней я остался ночевать на шахте. Да, холодно, но ведь можно надеть теплую одежду. А вообще, климат мне подходит, — рассказывает Максим.

Через несколько месяцев новый сотрудник хорошо зарекомендовал себя на шахте, хотя ему и пришлось многому переучиваться, и его пригласили на работу в компанию «Воркутауголь».

Поселок Воргашор, по признанию Максима, — не самое приятное место для жизни. После 20:00 там почти никого нет на улице, много брошенных домов, а весной много мусора на улицах. После зимы и весны он решил перебраться в город, где купил квартиру. Примерно за год приобрел туда все необходимые для быта вещи.

В середине 2017 года Максим Мирошниченко познакомился девушкой, родители которой и сами в середине 80-х годов приехали в Воркуту из Луганской области.

— Их семья до сих пор общается с друзьями из Луганска. Когда мы познакомились, она о многом знала [что происходит в ЛНР]. В конце января у нас запланирована свадьба. Сейчас мы хотим съездить к моим родителям вместе, но пока она боится, — говорит Максим.

Во время Майдана 2014 года перед тем, как устроиться на шахту, Максим Мирошниченко служил в ОМОНе. Его направили в командировку в Киев, где, по его словам, каждую неделю был митинг. После того, как президент Виктор Янукович сбежал из страны, а новым главой государства стал Пётр Порошенко, на луганской шахте участились проверки.

— Эти проверки никому не понравились. И народ стал возмущаться, в Луганске свои палатки стали ставить. И как снежный ком все покатилось, недовольных людей становилось все больше, так и получилось ополчение, — рассказывает Максим.

В Воркуте он куда меньше теперь думает о том, что происходит в Украине. В России, где он планирует остаться, он симпатизирует «Единой России» и КПРФ.

— Коммунисты пытались заглянуть в будущее. Они думали о том, как будут жить люди через сто лет. Это хорошая перспектива. У меня есть сомнения, сможет ли КПРФ делать то, что коммунисты делали раньше. Гагарин вот полетел в космос в 1961 году, через 16 лет после полной разрухи в стране. Это о многом говорит. А «Единая Россия» и Путин мне ничего плохого не сделали. А с документами так вообще их политика помогла, — рассуждает Максим.

Зарплата у Максима Мирошниченко хорошая. Точную сумму он не называет, но проходчики и горнорабочие, особенно те, кто берет дополнительные смены, могут получать больше 100 тыс. руб. В Луганск он возвращаться не планирует, уже купил квартиру в Краснодарском крае, но переезжать туда пока не хочет. 

— В этом году я был в отпуске в Луганске, но чувствовал, что хочу поехать домой, в Воркуту. Пока буду тут, а если соберусь уезжать, то только в Краснодарский край. Но для этого нужны деньги, хочу купить еще одно жилье там. А потом закончу университет, попробую устроиться на работу преподавателем, так как могу преподавать горнотехнические специальности и физику.

На этих словах Максим извиняется и просит его отпустить: дорога до шахты и подготовка к смене займет у него около двух часов.

 

Владимир Дьяков. Мрачный Воргашор и Белый дом

«Мы дежурили на шахте в Луганске до последнего»

— Мы до последнего работали на шахте в Луганске. Вокруг шахты стояли и украинские войска, и ополченцы. Мы же понимали, что будет что-то нехорошее. И мы понимали, что нашу шахту надо охранять, в том числе и от мародеров. Мы, как старшие, составили список, стали дежурить на территории. Мы записывали, куда прилетали снаряды. В последнюю ночь дежурства мы поняли, что по нам пристрелка идет. Я сказал: «Смысла нет никакого охранять. Кто сюда придет, тот и будет хозяйничать», — ради встречи с журналистом «7x7» шахтер Владимир Дьяков, который тоже живет в Воргашоре, специально приехал в Воркуту.

В луганской шахте Владимир отработал 18 лет, стал начальником участка, впереди были хорошие карьерные перспективы. Но после начала боев в городе в августе 2014 года он вывез семью в Ростовскую область. В один из последних дней в Луганске по дороге с работы домой Дьяков вместе с коллегами увидел на остановке около шахты четырех убитых. 

— В тот день связь плохо работала, семья была в шоке, жена не понимала, где я. Тогда я должен был решить — или принимать участие в боевых действиях [на стороне ополченцев], или уходить. Стрелять друг по другу из камышей — мне это не понятно. Я решил уехать.

Семья Дьякова перебралась в Новочеркасск. Владимир стал искать работу, рассматривал варианты на Сахалине или на шахтах Кузбасса. Тогда ему позвонил знакомый из Луганска, который три недели назад уехал в Воркуту.

— Он сказал, что жить там можно, «Северсталь» — неплохая компания, хоть и устроиться туда напрямую тяжело, зарплата и техника тут хорошие. В августе 2014 года я поехал в Воркуту.

 

«Здесь много снега. Он задолбает тебя»

Через несколько месяцев Владимир Дьяков купил квартиру в Воргашоре, потому что без регистрации его не хотели брать на работу. Поселок он назвал «мрачным», но признался, что для него это не играет никакой роли. Так попросту удобнее.

— Мне надо приехать с шахты, покушать, поспать. Если я буду жить в Воркуте, а не в поселке, я буду терять время. Для меня Воргашор — спасение, — рассказывает горняк.

На шахте ему предложили должность заместителя начальника участка. И уже через четыре месяца, когда Владимир справился с работой, ему предложили перейти в «Воркутауголь». 

Там ему доверили один из самых сложных участков в юго-западном блоке шахты. Последние лет пять сразу несколько руководителей пытались выстроить там работу, но у них ничего не получалось: нормы ни по проходке [прокладке новых тоннелей для последующей добычи угля], ни по добыче там не выполнялись. Владимира Дьякова назначили начальником этого участка, он подобрал себе команду, и уже через год показатели пошли в гору.

— Сейчас у нас первое место по проходке среди всех шахт «Воркутаугля». Через полтора года ни у кого не было сомнений, что это лучший участок на «Воргашорской». Мы перевернули все с ног на голову, хотя несколько раз прошли по лезвию ножа. Из-за одной ошибки мы могли за 20 минут угробить то, что делали несколько месяцев.

Коллектив хорошо принял Дьякова, никто не спрашивал, почему и как он переехал из Луганска. Но тут же Владимир вспомнил один из разговоров с незнакомым шахтером в кафе.

— Он, видимо, сам с Луганска. Подвыпил и подошел ко мне. Спросил, местный ли я. Я так понял, что он с той стороны [на стороне украинских военных]. Он стал говорить: «Не переживай, мы вас скоро освободим». Я ему сказал: «Мне тебя жаль, ты больной человек. Не подходи ко мне». Он думает, что мы там жили и живем при какой-то оккупации, — Владимир говорит спокойно, иногда опускает глаза вниз.

Супруга Дьякова не приехала в Воркуту, хотя настаивала на этом. Владимир отговорил ее:

— Тут много снега! — вспоминает он разговор по телефону. — «Ну и хорошо», — ответила жена. Ты не понимаешь, тут очень много снега. Он задолбает тебя. Если машину не откопал, то можешь и не копать, она уже где-то внизу.

Супруга Дьякова несколько месяцев назад вернулась в Луганск, где помогает родителям Владимира. Дочь поступила в академию искусств, сейчас часто выступает на городских праздниках. Сам Дьяков приезжает в отпуск в Луганск два раза в год.

— Мы пережили 90-е годы, невыплату зарплаты, потом семьей накопили на квартиру, машину, ездили в Египет, Турцию. И потом за короткий период времени все потеряли. Все это дало понимание, что главное в жизни — здоровье. Ты должен сам расставить приоритеты, тогда все получится. Не помешает ни война, ни расстояния.

 

«Мировое сообщество вряд ли уступит Украину России»

В раздувании военного конфликта на юго-западе Украины Владимир винит Белый дом и США. По его мнению, иностранные политики сначала развалили Советский Союз и сейчас продолжают разваливать русский мир. Они, уверяет Дьяков, направили много сил и денег на Украину, чтобы «отвернуть ее жителей от России»:

— Единственным удержался Донбасс. Как только пропадет влияние США на Украину, там все жители переобуются в два дня. У Украины не было столько сил и финансов, чтобы поднять «антироссийское гнездо». А некоторые этого не понимают, люди ведутся.

Владимир Дьяков говорит, что согласится с возвратом Луганской и Донецкой областей Украине, если ее власти «станут адекватными». Но пока, по его мнению, «нормальных» людей не пускают во власть на Украине.

— Многие считали и считают Украину хорошим бриллиантом в короне России. Вряд ли мировое сообщество уступит Украину России. Но ведь сейчас сама Украина ничего не делает, чтобы ДНР и ЛНР вернулись.

Свое будущее Владимир Дьяков не связывает с Воркутой. Говорит, что это всего лишь место работы, где он может хорошо заработать и содержать семью в Луганске. Через несколько лет он планирует вернуться на родину, где жизнь за последние три года, по его словам, пришла в норму.

— Мы понимаем, что это не навсегда [ни военный конфликт, ни его работа в Воркуте]. Ведь жить в Луганске [без войны] очень хорошо.