Жители Марий Эл 30 октября почтили память жертв политических репрессий в Йошкар-Оле и на Мендурском полигоне, где покоится наибольшее количество расстрелянных в годы Большого террора. Из 20 ям с телами раскопки проведены только в одной, это было в 1989 году. Списки все еще засекречены, но общественники предполагают, что именно на Мендурском полигоне находятся останки марийской элиты — основоположника марийской литературы Сергея Чавайна, писателя и драматурга Олыка Ипая, этнографа и краеведа Тимофея Евсеева и других. Подробнее — в репортаже «7x7».
Первые жертвы террора
Председатель Совета ветеранов Марий Эл Геннадий Мустаев на памятном митинге рассказал, что в первую очередь были репрессированы крестьяне, священнослужители, военнослужащие и матросы.
По его словам, репрессии начались еще в начале прошлого века, после Октябрьской революции. Только в 1918 году было расстреляно 3 тыс. священнослужителей. Почти 5 млн крестьян были выселены из родных мест. С 1937 по 1941 годы пострадали почти 995 тыс. военнослужащих, из них 158 тыс. были расстреляны.
— Я сам был свидетелем того, как был репрессирован крестьянин, который построил свой дом. Его раскулачили, он был лишен свободы почти на восемь лет. Он вернулся, построил еще один дом, лучше прежнего. Вот такие, лучшие люди были репрессированы, — сказал Мустаев.
Старожилы уходят
Председатель марийской ассоциации жертв политических репрессий Николай Аракчеев обратил внимание на то, что родственников жертв становится все меньше:
— Год назад с нами была Мальвина Ходоровская, дочь знатного революционера Эльмекея, помощника Петрова. Петрова расстреляли в Казани на Черной речке, Эльмекея вместе с ним, Янтемира, брата Андрея Эшкинина, — всего 18 человек там.
Не стало Елены Булдаковой, она дожила до 92 лет. Ее отец Кузьма Афанасьев был найден «Мемориалом» в первой яме на Мендурском кладбище. Она нам помогала до последнего дня.
Не стало кандидата филологических наук Софьи Лосевой, в декабре будет по ней годовая. Не стало Василия Вишнякова. Эти аксакалы стояли так прочно, что я как руководитель [марийского отделения] «Мемориала» чувствовал себя как за каменной стеной. Стоило этой стене растаять, уйти в мир иной, и мы почувствовали то, что почувствовали. Проблемы в этом году были [речь о закрытии музея].
Аракчеев рассказал, что к этому дню в музее Йошкар-Олы открылась выставка, посвященная репрессиям. О создании в музее «репрессивной» комнаты говорили, когда выселяли музей истории ГУЛАГа из бывшего здания НКВД. По словам Аракчеева, выставка небольшая и там есть далеко не все, но технически обставлена совершенно. Выступая на митинге, он высказал желание, чтобы такие комнаты постоянно работали и в музее Евсеева, музее в МарНИИ имени Васильева, в музеях Янтемира, Чавайна (в Моркинском районе) и Кырли (в Сернурском районе).
— Все эти люди были репрессированы, — сказал Аракчеев.
Список ФСБ
Руководитель ассоциации жертв политрепрессий Марий Эл напомнил о встрече с председателем Совета при президенте России по правам человека Михаилом Федотовым 8 июня в Йошкар-Оле. Тогда на заседании, по словам Аракчеева, сотрудник ФСБ сказал ему: «Перестаньте искать. Мы вам дадим список по той яме».
— То есть список есть, — говорит Аракчеев. — Значит, и карта есть. Значит, мы узнаем, где лежат Сергей Чавайн, Олык Ипай, Тимофей Евсеев, [поэт, драматург, литературовед] Шабдар Осып — они все расстреляны в один день — 11 ноября. Прошло четыре месяца. Кто-нибудь читал этот список? И я не читал.
Аракчеев предложил марийским властям сделать эту дату памятной и не проводить в этот день праздники.
Мендурское кладбище
— Здесь с высокой долей вероятности лежат останки Чавайна, Ипая, Евсеева и других, — сказал Николай Аракчеев по прибытии группы памятного митинга на Мендурский полигон. — Их привезли сюда в черных фургонах, на одном написано «Хлеб», на другом — «Молоко», с 15-сантиметровым слоем опилок. Они ехали сюда уже мертвые, а здесь утилизировали. Очевидцы рассказывают, что если на Красноармейской слободе на пилораме не хватало опила, то расстрелы приостанавливались, так как капли крови могли стать уликами. Принимали решение: или вели сюда конвой пешком — такие случаи есть, целый конвой священников приводили. По свидетельству старожилов соседней деревни, всех привели сюда и расстреляли. Девочки любопытные, сейчас уже бабушки, нашли здесь яму, заваленную бревнами, чтобы дикие звери не разобрали этот склад трупов. В 1989 году обнаружена и раскопана первая яма. Всего таких рвов мы насчитали 60 штук, по данным аэрофотосъемки 1955 года, их 80. Леса случайно попали в кадр, и на нем увидели 80 одинаковых ям.
Выживший свидетель
Аракчееву и его коллегам о Мендурском полигоне рассказал Виктор Шаровуев. Дед привел его на Мендуры в 1957 году. До этого дед 20 лет скрывался в Пятигорске.
5 августа 1937 года он стал невольным свидетелем расстрела. Он ехал с пасеки Мендуры, которая находилась в пяти километрах от места захоронения, на берегу Кокшаги. Он ехал ночью, и вдруг его лошадь остановили со словами: «Подглядываешь, сволочь? Фамилия?» Записали его фамилию, отдали повестку и сказали: «Завтра придешь».
— Это была ошибка, — говорит Николай Аракчеев. — Органы НКВД еще не наработали практику, что нельзя отпускать свидетеля. Отпустили и пожалели. В эту же ночь он со всей семьей, бросив дом, скотину и скарб, ушел пешком вдоль рельсов до Пембы. Не садился в Йошкар-Оле на поезд, потому что знал, что наряд милиции дежурит, может вычислить. Дошел пешком и до 1957 года, на 20 лет, покинул родину.
Когда вернулся, привел Виктора на Мендуры и сказал: «Вот тебе 20 ям, запомнил? Передай потомкам». И умер в течение года.
Виктор Шаровуев вырос, поступил на службу в ФСБ и стал капитаном воинской части, которая охраняла архивы ЦК КПСС. Охранял он их до 1989 года, а потом пришел к Владимиру Янтемиру, рассказал эту историю, приехал на полигон и воткнул колышки. Местные жители затем отметили эти места полотенцами, веревочками, православные крестами, вырубали кресты на соснах.
Владимир Янтемир — первый председатель Марийской ассоциации жертв политических репрессий. Скончался 2 ноября 2016 года на 91-м году жизни. Янтемир считается первооткрывателем Мендурского полигона.
— В этой яме 164 жертвы, — рассказал Аракчеев. — Это 92 марийца, 64 русских, 6 татар, один немец и один цыган. Пять женщин, одна из них беременная, три священника, один из них причислен к лику святых. Вот куда мы приехали. Все остальные ямы не раскопаны: сил не хватило, денег, мужества. Правительство, тогда еще Марийской АССР, в 1989–1990-е годы написало постановление, в котором последний пункт — прекратить раскопки. Я думаю, в будущем все это будет раскопано и найдено.
«В этом вопросе тянуть нельзя»
Виктор Шаровуев рассказывал свою историю и Николаю Аракчееву. Три года назад они встретились, и Аракчеев предложил съездить на Мендурский полигон, чтобы Шаровуев показал известные ему ямы.
— Он сказал: «Давай подождем. Уж больно темно, больно холодно. Давай подождем до весны», — рассказывает Аракчеев. — И я, дурак, согласился. В этом вопросе тянуть нельзя! Надо было настоять, валенки надеть, заказать теплый автобус — и все. До весны он не дожил, зимой похоронили. Информация ушла. Осталось то, что он успел сказать Валерию Патрушеву [профессору, кандидату исторических наук], а Патрушев занес себе на карту, вот когда это до нас дойдет... Но это тоже секретно, сейчас эта информация есть только в правительстве и у ФСБ.
«В детстве мне говорили, что папа упал в ямку и его закопали»
Жительница Йошкар-Олы Эмилия Миненкова по пути на Мендурский полигон рассказала историю своей семьи.
Ее дед жил в Куженерском районе. Он окончил всего два класса церковно-приходской школы, но был довольно грамотным, разумным и хозяйственным. У него было пятеро детей.
— Деда обвинили в том, что он хорошо живет, — рассказала Эмилия Миненкова. — Он не держал никаких батраков, делали все своими руками, был очень трудолюбивым. Старший его сын погиб, защищая Красную армию, в 1919 году — Белогвардейский мятеж в Казани. В этом же году родился его сын Витя, которого он уже не увидел, его воспитывал мой дед. В конце 1920-х годов началась коллективизация. Однажды ночью к дому дедушки пришли две подводы. Деда увезли в Йошкар-Олу и посадили в тюрьму, на вторую подводу посадили мою маму. Из дедушкиного дома всех выселили и сделали из нее школу. Сейчас от этого дома осталась только поляна.
Мать Эмилии Миненковой отправили в Сибирь, они работала по специальности учительницей и на лесозаготовках, в которых участвовали все.
— Папу моего расстреляли, а меня в детстве учили говорить, что папа упал в ямку и его закопали, — сказала Эмилия Миненкова.
Саму ее из семьи забрали в детский дом, так как мать была врагом народа и не могла держать двух детей.
Детских дом был в Омской области. Миненкова приехала в Йошкар-Олу уже после того, как ее мать освободили — через 30 лет после ареста.
Поделился воспоминаниями и Сергей Чавайн, внук писателя Чавайна:
— Самого меня репрессии не коснулись, я о них знаю со слов моей бабушки, со слов моего дяди. Знаю, как происходил арест моего деда, а потом арест второй бабушки. Мой отец попал в детский дом. Старшего сына отец спас от репрессий, отправив в Архангельскую область работать. Только в 1960-х годах он вернулся оттуда, жил и умер здесь.
Бабушка Чавайна не знала, где похоронен дед, но показывала место в Сосновой роще, где находятся захоронения и, предположительно, мог быть расстрелян писатель.
— В 1937 году 11 ноября были расстреляны оба моих деда, — сказал Чавайн. — Второй, Гавриил Смирнов, менее известен. Он был председателем радиокомитета Марийской АССР.
В митинге памяти участвовали около 20 человек. Они возложили цветы к памятнику жертв политических репрессий (напротив первой аптеки в Йошкар-Оле) и на Мендурском мемориале.
Летом 2018 года музей истории ГУЛАГа в Йошкар-Оле выселили из дома купца Булыгина — исторического здания, бывшего здания НКВД, в котором музей работал с 2011 года. Поводом стала выявленная необходимость ремонта дома.