«Новые информационные технологии на службе НКО и гражданских активистов» — так называлась лекция руководителя «Теплицы социальных технологий» Алексея Сидоренко. На фестивале «Город прав» в Воронеже он рассказал гражданским активистам о технологических возможностях, которые они могут использовать в своей деятельности, и привел примеры успешных — и не очень — подходов.
Задача «Теплицы социальных технологий» — развивать культуру гражданских приложений и обучать активистов новым технологиям. Главная цель — модернизация «третьего» сектора.
Среда, где граждане могут сами стать частью решения
— Нам очень важно развивать коммуникации в НКО. Они зачастую пренебрегают ими, не рассказывают о своих успехах, тем самым ограничивая свое влияние на общество. Мы хотим это изменить. Что мы делаем? Развиваем технологии, позволяющие НКО становиться более устойчивыми, в том числе и финансово. Также мы занимаемся так называемой liberation technology, которая дает перевес группам меньшинств. Мы стараемся развивать этичность технологий, чтобы они не переходили некие грани, например, в вопросах слежки. Еще мы обучаем активистов программированию. Проводим вебинары, онлайн-курсы, на нашем сайте есть целый раздел про образование. Хотя в этой области мы скорее популяризаторы — есть организации, которые делают это намного лучше.
Сегодня есть несколько основных тенденций в развитии технологий. Во-первых, изменилось то, как люди потребляют информацию. Например, за последние пять лет количество человек, использующих смартфоны, увеличилось в семь раз. Шесть из десяти наиболее популярных приложений — это мессенджеры.
Вообще, роль визуального содержания сильно возросла. В соцсети все чаще выкладывают видео. Кстати, Facebook, например, дает больший приоритет встроенным видео. Поэтому если НКО не публикует никаких изображений, то возможность того, что о нем узнают, сильно снижается.
У ваших организаций есть свой сайт? А есть ли какие-то гражданские приложения? Это такие платформы и сервисы для общественных изменений.
Была тема с тем, чтобы завести email. Кто когда впервые зашел в интернет? Кто-нибудь помнит? В 97-м? Я тоже. Email — это почти всегда первое, что вы сделаете в интернете, потому что практически везде, чтобы зарегистрироваться, нужно было иметь email.
Очень часто email вы получали вместе с аккаунтом вашего провайдера. Фактически это означало присутствие в интернете. Точно так же, для того, чтобы рассказать о своей некоммерческой организации, вам нужен был сайт. Вы делали сайт. Например, сайт международного «Мемориала» memo.ru выглядит точно так же, как те старые сайты, которые были сделаны в 90-х. Тогда идея была только в том, чтобы заявить о себе и сконцентрировать вокруг себя пользователей.
Дальше, скажем так, в 2004 году, создается первая версия Facebook. В Россию первые аккаунты приходят где-то в 2006–2007 годы. У кого Facebook был в шестом году? В седьмом году? В восьмом? В девятом? В десятом году? В одиннадцатом году?.. Помните, когда «Живой журнал» систематически падал, все стали потихоньку переходить на Facebook. Уже тогда люди стали понимать, что, наверное, нам нужно как-то привлекать пользователей в социальные сети.
Вовлечение в соцсети значит, что вы можете пойти к кому угодно в мобильный телефон, в компьютер, просто опубликовав свою новость, спровоцировав человека на написание комментария, но едва ли вы сможете привлечь кого-то комментированием. Здесь, конечно, очень важную роль играют вот эти вот приложения. С точки зрения типа лиц для нас это очень важно. Венок гражданской деятельности онлайн — это создать такую среду, где граждане могут сами стать частью решения.
Я знаю, что вы тоже часто думаете об этих вопросах. В контексте технологий это имеет такую особенность: если вот вы работаете, работаете, работаете, то ваши временные ресурсы ограничены. Именно поэтому нужно работать или продумывать дизайн таких систем, таких сред, где общественная деятельность не зависит напрямую от того, сколько лично вы времени вложите. Это достаточно сложно, но это работает, это получается, и технологии являются здесь нашим другом.
Иногда машин становится больше, чем людей
Кто может сказать, какой в России был и остается одним из главных сайтов гражданской направленности, который входит в топ-200 самых популярных сайтов России? Change.org. Это правда, это сайт, который набирает по 500 тысяч пользователей каждый месяц только в России. Знаете, сколько на него работает человек в нашей стране? До недавнего времени было два, сейчас три!
[Участники делятся опытом по взаимодействию с этим сайтом, вспоминают про подписи за отставку Астахова. 30 июня Павел Астахов все-таки подал в отставку]
Вчера, когда Астахов высказался по этому поводу, подписей было 66 тысяч. Я проверял сегодня — их 118. Я думаю, что Астахов может говорить, что сам сервис в Сан-Франциско, но люди, которые считают вопрос «Как поплавали?» как минимум некорректным — они находятся не в Сан-Франциско. Пока это 118 тысяч, Астахов может придуриваться, но когда будет миллион... Если учитывать, что у него такая скорость — по 50–60 тысяч подписей в день и эта кампания еще не закончена — я думаю, что у гражданского общества есть возможность с Астаховым попрощаться.
Спасибо за обзор «Медузе»: откровенно ненавистнические петиции, как показывает опыт, не набирают тягу. Это не какой-то злой умысел, не какая-то теория заговора и не рептилоиды, которые отключают возможность голосовать. Здесь то, что люди предотвратили, собирая петиции.
Еще один из примеров, действительно для меня очень важный, — это одна из старейших платформ, которая была создана в Новосибирске — правозащитная сеть «Так-так-так». Кто-нибудь с ней знаком?
Наталья Звягина [координатор проектов Межрегиональной правозащитной группы]: Отписалась недавно, потому что столкнулась там с проблемами.
Алексей: Почему?
Наталья: Как консультант-правозащитник, я столкнулась с темами, которые мне неинтересны. Раньше мне было не жалко ответить на один-два вопроса, но теперь у них фильтры, наверное, какие-то полетели. У них стало очень много обращений, это стало абсолютно невыносимо, потому что все это сыплется в мою почту, все вопросы, которые поступают, и только на то, чтобы их убить (потому что они не уходят в спам), чтобы очистить почту, у меня уходило больше времени, чем если бы просто пришлось ответить на вопросы.
Алексей: Ну да, очень интересно.
Наталья: Я пыталась создателя платформы лично попросить что-нибудь изменить несколько раз…
Алексей: Он отреагировал как-то?
Наталья: Первый раз я написала профессиональный запрос на адрес, который был на сайте. Это не сработало, и я начала писать в открытых комментариях…
Алексей: Наверное, это действительно какой-то эксцесс…
Наталья: Нет, наоборот как раз. Это пример, когда машин стало больше, чем людей. Не хватило человеческой коммуникации.
Алексей: Ну да, это отличный пример того, что может пойти не так с гражданским приложением, но здесь они могли сами поставить пять экспертов и сидеть отвечать. Но представьте, сколько у одного человека возможности обработать… Если вы все-таки набираете людей, которые заведомо не делают каких-то вещей и получают лично от вас зарплату, вы в состоянии сделать значительно больше, и у них, когда я проверял, было порядка 20 тысяч решенных проблем. А вы поначалу сколько лично, как волонтер, решили проблем?
Наталья: Поначалу я не решала проблемы, я участвовала в консультировании. Я решала достаточно многое, пока было интересно, у них статус рос, «короночка» такая к аккаунту приклеивалась… Потом частотность снизилась, и я решила где-то раз в месячишко там что-нибудь отвечать по близким темам, что не много времени занимало. А под конец уже больше убивала их, например, раз в год, раз в полгода.
Алексей: Как вы видите, если у вас есть люди, которые получают зарплату и вы сознательно делаете эту ситуацию открытой, то вы масштабируете деятельность, создаете сообщество и среду для непредсказуемых взаимодействий. Последний вопрос, который вам задам: у вас были какие-то непредсказуемые взаимодействия, когда действительно эта история вылилась во что-то более интересное или более необычное, чем просто юридическая консультация?
Наталья: Нет, на данном ресурсе нет. Но я тут сама себе статус обозначила, что я только отвечаю на вопросы, хотя там можно было бы проблему какую-то свою запостить и пытаться там, через этот ресурс, привлечь кого-то к ней.
Тонкое и толстое
— Я разложил российские приложения по определенной системе координат. Здесь [по оси Х] взаимодействие символическое и влияющее. Символическое — когда нужно просто обозначить свою позицию. Непосредственно влияющее — это влияющее на действительность. Дальше [по оси У] не самый лучший перевод — «тонкие» и «толстые» приложения. Тонкое — это когда у вас четко определена задача, как вы можете на платформе каким-либо образом что-то сделать. Толстое — это когда вы сами можете решить, каким образом справиться с той или иной проблемой.
Здесь, например, поиск доноров — прекрасное гражданское приложение, которое позволяет искать через социальные сети доноров крови. А сейчас они запустили еще animal донор, которое позволяет, если что-то произошло, искать для животных. Почему это влияющее? Ну, подписать петицию — это одно, а сдать кровь — другое. У вас и по времени затраты больше, и вот так вы просто так кликнули, а тут пошли и кровь сдали, частичку себя, можно сказать. Но при этом это все равно тонкое взаимодействие, потому что в рамках этого приложения все, что вы можете сделать, и то, что вам система создана — авторами, нашими коллегами из Татарстана — это прийти и сдать кровь. Все. Точка.
Точно так же, например, change.org. Символическое воздействие, которое, возможно, трансформируется в какое-то реальное воздействие, но пока, я сказал, сто тысяч подписей — это сто тысяч подписей. Во влияющие она, возможно, перейдет, а возможно — нет.
Было такое московское приложение «Активный гражданин», на которое потребовалось 185 млн рублей, и там можно было участвовать в каких-то опросах, которые юридически нигде не были описаны, и там были такие вопросы типа «Надо ли косить газон?» Я даже скриншоты сделал. И там такие типа «надо» или «не надо» — настоящая городская демократия. Там еще было так, что если две трети вашего двора проголосовало, то это мнение будет принято ко вниманию чиновниками. Поэтому это символическая и тонкая…
Кто-нибудь пользовался «Красивым Петербургом?». Есть ли «Красивый Воронеж» в Воронеже? Это также сюда относится, потому что здесь «влияющее». Многие, например Secretfix, Street Journal, «РосЯма» даже — они действительно позволяют обратить внимание городских властей.
Как это работает
А вот есть кампании… Кто из вас бложик когда-нибудь в «жежешечке» вел?
Наталья Звягина: Это очень старые вещи. В 2006 году это был прямо такой ресурс… Первая возможность постить какие-то новости, тут же с мероприятия, находясь на нем. Во время «Большой восьмерки» в Петербурге в 2008 году мы очень активно прямо его использовали, создали сообщество, все туда выкладывали. Это не то что кампания, но это хорошее представительство для взаимодействия с активистами, которые есть.
Алексей: Да. Ну тогда это действительно было взаимодействие, которое не просто там, «пойди подпиши», «пойди сдай кровь». Вам нужно было самим что-то делать, поднималась, когда писала Марина Литвинович, блог-волна, и все там начинали обсуждать, репостить и так далее. И действительно, это уже предание старины глубокой, но так или иначе, это действительно было интересно, потому что за счет технологий решения люди предлагали сами. Как и сейчас петиционные кампании — это были некие реактивные возможности.
Мы же говорим о гражданских приложениях как о том, что вы создаете сами, исходя из какой-то цели, из какого-то дизайна, где вы видите, что пользователи могут стать решением проблемы. Ну и каковы модели гражданских приложений. Первая, наверное, подобная — это Secret Fix.
Кто-нибудь из вас знает такое приложение — «РосЯма»? Это вы делаете фотографию этой ямы. Соответственно, отправляете. Если реакции нет — вы можете подать заявление в прокуратуру, на которое есть 37 дней. За три года до «РосЯмы» появилось Fix My Street, которое тоже на организации (и это очень крутая НКО, британская, называется My Society). Все, что они публикуют — они публикуют в открытом поле, соответственно, Fix My Street можно взять, установить, поменять марку бренда и использовать самим. Понятное дело, что это как в анекдоте про напильник, когда купили чертежи самолета, а на выходе получился трактор. Как же так? Ну да, в конце написано, что надо обработать напильником. Так вот, эта программа выложена в открытом виде, но ее надо немножко доработать.
Собственно, у My Society есть экосистемный подход, то есть они создают множество приложений с открытым кодом, каждое из которых решает конкретную задачу. Вот у них есть Fix My Street, которое позволяет сфотографировать и возмутиться дорогой. У них есть режим, аналог в России которого «РосОтвет», который позволяет отправить запрос на предоставление информации — по всему миру называется FOIA — Freedom of Information Act Request. Российские законы позволяют получить довольно много информации, но по хорошо оформленному юридическому запросу. Вот «РосОтвет» делает то же, что делают коллеги из Великобритании, но применительно к российской действительности.
В 2010 появляется «РосЯма». Это, наверное, вам знакомо. Сейчас они, правда, полностью переделали дизайн. Когда вы делаете много приложений с открытым кодом — это уже не экосистемный подход, а модель франшизы. Франшиза — это когда вы делаете что-то в одном городе, у вас это начинает хорошо работать, и вы не публикуете его код. Но когда к вам приходят активисты из другого города, вы говорите: «Давайте, заплатите нам, чтобы наш программист приехал и установил вам», просто чтобы покрыть его или ее затраты, и мы это сделаем. Вот по такой схеме работает концепция Secret Fix, который появился практически одновременно с Fix My Street. Это то же самое, это калькирование каких-то недоработок, калькирование и отправка властям каких-то проблем, я не знаю… Например, мостовая или, там, дыра в дороге, или объявления неправильно наклеены: вы делаете фотографию и отправляете, а местные власти получают.
Собственно, в Америке к этому приложению подключены 173 города. Они просто приходят к местным органам власти и говорят: чтобы вы и ваши горожане были довольны друг другом, мы вам подключаем подобное приложение. И у вас есть возможность быстро реагировать на запросы граждан и на какое-то недовольство, а у ваших граждан есть инструмент для улучшения собственного города. Они просто ходят от города к городу — и это их бизнес-модель.
Союзники по всему миру
Подобная вещь относится не только к общественным улучшениям. Есть такой прикольный сайт — Hollaback — это активистки против домогательств на улице, и они конкретно фиксируют места, где до женщин домогались. У них тоже франшиза, они приходят к какому-то сообществу женщин, которые пострадали от насилия, и за небольшую плату устанавливают им, проводят тренинг, как организовать в этом городе локальное сообщество. Я знаю, что сейчас кризис, санкции, но на самом деле это работающая модель. Она позволяет быть независимыми, иметь возможность не просто расширяться, а действительно быть активистом, получать за это деньги, просто за то, что у вас есть технология, которую вы масштабируете. Не могу сказать, что это сильно успешная модель, но, например, «Красивый Петербург» — активисты, которые прежде всего активисты. За установку они берут всего три тысячи рублей, на оплату конкретной работы одного программиста, которому тоже нужно что-то есть. А вот Hollaback, я знаю, для открытия франшизы в одном из городов просят около трех тысяч долларов, потому что включают дополнительные расходы, тренинги.
Отметки на карте — ядро активности. Потому что вокруг этого они проводят информационные кампании, движухи всякие, плюс это дает им вовлеченность в более широкую сеть. Здесь нахождение внутри какой-то сети, ежегодные встречи в рамках этой сети дают самим участникам чувство собственной востребованности, что они не просто «один в поле воин», а их порядка 90 городов. Это американская тема, но там есть европейские города. Представьте, что вы встречаетесь и узнаете, что у вас есть союзники во многих местах, да и сам характер этой платформы предполагает расширение этой сети. В «Красивом Петербурге» 53 города, а год назад было 33. У них есть серьезные технологические проблемы, но, так или иначе, создать свой «Красивый Ульяновск» — это вполне реальная вещь.
По поводу интересных фонарных проектов. Есть такой Степан Митаки, он создал платформу My City, но она пока в прозябающем состоянии… [На самом деле эту платформу создали несколько человек, которые работают под брендом Made in Murmansk]. Не все платформы выживают. Так вот, они сделали платформу городских обсуждений. С одной стороны, они продавали платформу небольшим европейским городам, так как это одна и та же технология, и давали бесплатно городским активистам в России. На этой платформе, кажется, был Мурманск, Новосибирск (где-то до 30 городов, как платных, так и бесплатных). С одних они берут деньги, где заказчик — городская администрация. В России это были городские активистские сообщества. Существуют обсуждения по поводу того, каким должен быть город. Например, буква «П»: почему она должна стоять там, кто принял решение, почему горожане не могут решать, что и как должно делаться. В других странах они все-таки предполагают, что с помощью технологий граждане более вовлечены в этот процесс — они ходят по этим улицам, они знают лучше, чем условные планировщики. Эта проблема снималась, усилия были затрачены скорее на то, чтобы создать одну платформу, а потом донести ее до большого числа граждан.
Если вы не растете, то вы сокращаетесь
Мы о подобных вещах пишем, надо зайти к нам на сайт te-st.ru. Я недавно сделал анализ — за семь. И вот эти сети городских приложений — это 33% за всю историю России. Это только российский контент приложения: взаимопомощь, краудфандинг, выборы, мониторинг различных нарушений. 33% — это сколько из них умерло. Потому что большая часть приложений пришлась на период 2011–2012–2013 гг.
Помните, были под эгидой Медведева такие сайты, которые обсуждали поправки в законы об учителях, о полиции, но после мая 2013 года это все умерло. В краудфандинге умерло почти все, кроме Planeta и Boobmstarter, которые стали сами по себе быстро развиваться. В данном случае здесь речь идет о количестве. Но у всех этих городских приложений был самый низкий уровень смертности, потому что оказалось, что жизнь есть, люди обсуждают, что и когда.
Причина смертности: условия изменились или из-за того, что уже неинтересно, в-третьих — у людей могли кончиться деньги, а может, платформа переросла ожидания и возможности создателей. Это то, что происходит с «Красивым Петербургом» сейчас, поскольку платформа настолько большая, что для того, чтобы сделать следующую версию «Красивого Петербурга», нужно на порядок больше средств и времени, чем это возможно. Технологии имеют свойство стареть, они постоянно стареют. Если вы не обновляете — она устаревает, а люди теряют доверие и перестают ей пользоваться. Это такая негативная штука, которая происходит. Если вы не растете, то вы сокращаетесь.
Здесь какие варианты? Либо экосистемный подход работ на гранты, либо франшизный подход для заинтересованных, либо трансакционный, однако он сложный из-за того, что такая деятельность не всегда возможна, но по такой схеме работают краудфандинговые платформы. Они берут небольшой процент. Они растут. В целом они хорошо решают проблемы и дают людям возможность добиваться своих целей. Change.org дают возможность всем создать петицию, но получают деньги за создание вашей платной кампании и за то, что засылают ее по определенным фильтрам.
Награды, конечные сроки, интернет — отличительные факторы краудфандинга
Чтобы хорошо понимать, у кого есть нормальная модель, либо не очень нормальная. У НКО, мы знаем, существует грантовая модель во многих вещах. Права человека, например, нельзя сделать бизнес-моделью полностью.
Но раз уж мы заговорили о «Планете» и транзакционной модели, то стоит поговорить о краудфандинге. Кто-нибудь из вас участвовал в краудфандинге? Это народное финансирование. Чем он отличается от фандрейзинга? Когда я пытаюсь объяснить, чем одно иностранное слово отличается от другого, выделяю несколько вещей. Во-первых, это делается через интернет, у вас есть конечная сумма и конечные сроки, в-третьих, у вас есть награды. Я как раз здесь недавно накраудфандил на сочинение Сахарова.
Грубо говоря, что здесь награды, конечные сроки и суммы, интернет — отличительные факторы краудфандинга. Я хочу напомнить, что до 2013 года вообще не было краудфандинговых платформ в России. Один человек приехал из Пакистана. Представьте ситуацию, когда нет ни одной национальной платформы, а заниматься краудфандингом хочется. У них не только нет краудфандинговой платформы, но и есть сама сложность с тем, чтобы просто собирать деньги, потому что у них платежная система не приспособлена. У них единственная платежная система — через СМС. Какие можно использовать инструменты? Мы, разумеется, предлагаем свое. Мы гордимся тем, что свою первую кампанию по правам человека он проводил с помощью «Лейки». И это очень здорово. Во-вторых, конечно же у «Планеты» есть аж пять категорий, где вы можете собирать деньги. «Бумстартер» вообще говорит о том, что они благотворительность не принимают.
Кроме того, я отмечаю две зарубежные платформы — это «дженеросити», там, где вы платите только комиссию по кредитным карточкам, но не платите основную комиссию. Это часть платформы «инди го-го». Вы можете дать туда просто свою карточку, и вам все это будет приходить на нее. Я знаю, что в Киргизстане, где собирали деньги на какую-то кампанию, человек не может подключить свою карту, в России, наверное, тоже незаконно. Но в тех странах, где не сформирована законодательная база по поводу краудфандинга, люди собирают так. В любом случае, даже если вы получите это на карточку — вам нужно будет обязательно заплатить налоги. Во всех краудфандинговых вещах нужно помнить про уплату налогов.
Наконец есть «блогивенг», где тоже есть возможности для продвижения вашей инициативы, особенно если вы ориентируетесь на иностранных спонсоров в контексте закона об иностранных агентах. Если у вас иностранное финансирование и формирование мнения насчет прав человека — то это сразу «инагенство». Будьте осторожны.
Я бы хотел рассказать о «Лейке» — плагине, который создан для упрощения сбора пожертвований. Здесь очень важно, что в Туркменистане, когда мы создавали кампанию, мы сделали быстрый сайт для сбора пожертвований для женщин, у которых диагностировали рак. Мне потребовалось два часа, чтобы установить сайт и начать кампанию. И даже несмотря на то, что у них нет платежной системы, у них есть пожертвования с помощью квитанций Сбербанка. В России платежных систем полно, вы можете реально собирать деньги. Вот такую кампанию, то, что мы называем «градусником», очень легко сделать. Сейчас у нас 500 собирающих организаций, включая «Википедию», Transparency Russia.
Возвращаясь к краудфандингу, к самодельным кампаниям — важно, чтобы у вас было видеообращение, проект, финансовая цель, период сбора, какие награды вы сделали. У меня есть отдельная лекция, я не буду сейчас на этом останавливаться. Я советую вам «Планету» и «Бумстартер» — это тоже, мы считаем, важный элемент, где НКО могут значительно расширить свой потенциал.
Будущее за чат-ботами
Наконец, чат-боты. Кто-нибудь пользовался чат-ботами? На самом деле это приложения внутри Телеграма. Здесь основная фишка в том, что шесть из десяти популярных приложений — мессенджеры. Это круто, ничего не нужно устанавливать. Во-вторых, стоимость создания чат-бота значительно ниже, чем стоимость создания отдельного приложения. Решен вопрос ресурсов и вопрос сетевого эффекта. Здесь есть еще всякие кнопочки, всякие клевые штуки. Я могу показать «демку», как два бота, которые мы сделали, работают.
Бот, в существующей версии, помогает искать все, что есть на вашем сайте. Вы можете добавить бота, чтобы найти ключевую информацию. Можете ввести любое ключевое слово. Он дал вам сразу два результата — это реальные ссылки на наш сайт. Самое интересное, что если у вас сайт на Wordpress, то любой человек может точно так же искать. Например, если у вас на сайте юридическая консультация по слову. Но на самом деле чат-бот этим не исчерпывается. Мы сделали «Антон тут рядом». У них фишка в том, что они публикуют цитаты из того, что сказали их подопечные, люди с аутизмом. Здесь можно просто текстовую команду — и бот дает вам какую-то цитату людей с аутизмом. Сразу есть кнопка, что если вам понравилось — то вы можете перейти, сделать пожертвование.
У кого-нибудь есть сайт на WordPress? Вы можете подключить этот бот к собственному сайту — если у вас есть какая-то справочная информация, то вы можете также ей пользоваться непосредственно в Телеграме.
Мы за этим видим будущее, но пока это работает только на поиск. Сейчас в Телеграме есть возможность отправить местоположение, фотографию — и сразу публиковать на сайт. Сделать подобную вещь относительно несложно. Это позволяет масштабировать подобные решения, учитывая, что Телеграм практически у всех есть. Масштабируемость была бы очень велика.
Но это еще не все. Телеграм — это ладно. Эти боты скоро появятся в Ватсаппе и Вайбере.
Как придать комментариям смысл
Поведение людей вокруг использования технологий меняется тоже. Смартфон — абсолютно новая вещь. У нас, как у общества, складываются какие-то новые ритуалы, новые традиции использования, потому что сказывается опыт. Здесь для гражданских активистов интересная область изучения. Недавно, я смотрел, появилась новая система комментариев, где вы оцениваете качество первых нескольких комментариев, их цивильность (насколько это адекватные комментарии). Потом они продолжают писать, у них эта система репутации позволяет, скажем так, поддерживать какую-то умную дискуссию. Это как раз пример осмысленных технологий, которые позволяют писать тексты, вести дискуссию.
Мы сделали платформу, где предложили IT-волонтерам немножко поработать для НКО. Сейчас там 2 300 участников, у них достаточно крупные задачи, потому что это либо создать сайт, либо что-то нарисовать, либо сделать какую-то брошюру. Не всегда это суперкачество, но волонтеры не скрывают, что они волонтеры. У волонтеров разные мотивы: кто-то приходит, чтобы набрать опыт, кому-то просто надоело делать сайты для местных компаний, они хотят что-то сделать для НКОшечек. В нашем мире много людей, которые вообще никак не общаются особенно. Это вы, активисты, привыкли ввязываться в социальные отношения, но многие люди живут не так, а такое волонтерство — это для них возможность выйти за пределы своих социальных ограничений.
Директор Роскомнадзора недавно назвал «Википедию» — самую крупную энциклопедию человечества — «наркоманско-педофильской олигополией». Ну, у каждого свои взгляды, свои мнения. Но в «Википедии» проблема — много редакторов с высоким авторитетом, которым просто нравится само состояние редактора. Это такая темная сторона силы, желание что-то контролировать, получать влияние.
Мы выявили отсутствие волонтерской коммуникации в реальной жизни, непонимание, как преодолевать различие в ожиданиях.
Какие шишки мы набили? Мы придумали роли пользователей — и это не работало. Тогда мы взяли книгу «На крючке» и пришли к четырем стадиям, как привлекать человека к платформе. Вы пишете «посты» (действие) — получаете «лайки» (награда). Потом идет фаза инвестирования — вы хотите сделать что-то в этой платформе, чтобы она лучше работала. Это какое-то действие, которое не влечет награды, а является формой благодарности к этой платформе.
Первое, что мы сделали, — мы ввели отзывы. Люди реально хотят получать отзывы, получать пять сердечек. Поэтому если вы делаете какие-то подобные технологии для активистов, то это хорошая идея.
Система рейтинга практически не работала. Но потом мы стали давать не только рейтинг, но и опыт, то есть система начисления опыта — за каждое действие, за решение задачи мы стали давать 100 баллов. Это реально хорошо заработало.
Мы ввели кнопку «спасибо» — это тоже заработало. Мы дали возможность добавить свой результат. Если раньше первая задача решалась за два дня, то сейчас уже в течение полутора дней. Мы видим в этом результат. Если у вас есть идеи, как сделать собственное гражданское приложение, то я очень советую вам эту систему. Я дам потом ссылку.
Ценность криптографии
Во-первых, в Воронеже, как я правильно понимаю, нет такой вещи, как Uber. Это такая система, когда вы с помощью смартфона можете заказать себе такси. Это существует по всему миру, различной степени противоречивости. В России Uber известен тем, что «а», он в этой акции по поиску детей — все водители Uber начинают искать детей и информируют пассажиров. Это достаточно интересно. Вторая вещь, в которой Uber как компания участвует — водители Uber могут принимать вещи, которые идут на переработку. Почему это важно? Рыночная капитализация Uber составляет 52 млрд долларов. С такой капитализацией Uber будет монополистом в ближайшие несколько лет. Но то, что он участвует в каких-то гражданских акциях, означает очень много.
Есть еще платформа, где можно сдать или снять жилье. Не знаю, работает ли это в других городах, но представьте, что в случае наводнения такая платформа помогает вам дать бесплатно свое жилье, например, пострадавшим. Такой ресурс можно использовать централизованно для подобных акций.
Еще одна вещь — это Smart Citizen Kit, это такая коробочка, которая является элементом для оценки городской среды. Там куча сенсоров, которые позволяют узнать реальное состояние воздуха.
Есть технология «блогчейн», которая позволяет все транзакции между неограниченным числом участников сети записать в одном месте и отправить их каждому участнику сети. Например, представьте себе централизованную систему голосования, когда что-то подделать просто невозможно, поскольку потребует изменения хэшей-паролей просто у всех участников сети. Есть свои возможности.
Ну, и угроза будущего — это то, что у нас такое розовое будущее, прямо город Солнца, но на самом деле все не так хорошо, потому что все эти технологии — это прежде всего возможности для нас с вами. Телеграф, например, привел к расцвету криптографии. Люди не хотели, чтобы телеграфисты знали о содержании вашего сообщения. С телеграфа криптография стала эволюционировать. Современная система коммуникации — это такие же телеграфисты, просто роботизированы.
К чему я? Если раньше криптография, шифрование воспринимались как что-то плохое, то даже ООН сейчас говорит, что из-за технологий нужно менять свое отношение к шифрованию, криптографии. Кроме того, известно, что в России есть целая система слежки за нами. Особенно с «пакетом Яровой». Но самое главное, это даже не доносительство, самая главная проблема цифровой безопасности в том, что наши с вами данные будут храниться около 6 месяцев, а метаданные — до трех лет. Самое страшное, человек не знает, ведется за ним слежка или нет, но человек все равно меняет свое поведение. Наличие какой-либо слежки и слежения реально меняет наше поведение.
Мы советуем вам продумать модель угроз и всегда ждать, что к вам приплывет «черный лебедь». Если эти цифровые угрозы будут иметь для вас серьезные последствия, то нужно что-то сделать. Мы выделяем три угрозы: попадание в область слежения и атаки. Следует себя пытаться обезопасить.
Что вы можете сделать как сотрудники НКО и активисты? Будьте умны и думайте о расширении ваших возможностей. Ищите людей, которые смогут помочь вам решить проблему. Будьте осторожны, особенно если вы активист в репрессивном пространстве. Создавайте открытый код, публикуйте данные, кроме персональных, которые могут позволить атакующей стороне навредить активисту. Используйте последние достижения науки для работы с целевой аудиторией.
Реклама. Поломка телефона - всегда неприятность. Ведь зачастую в телефоне мы храним не только контакты, но и всякого рода важную информацию и плюс различные социальные сети для общения. Доверять ремонт телефонов лучше проверенным компаниям, которые имеют хорошее оборудование и мастеров.