11 июня в Сыктывкаре состоялась очередная пешая экскурсия, организованная Коми региональным отделением Всероссийского историко-просветительского общества «Мемориал». Ее провел журналист Игорь Бобраков, который рассказал о сыктывкарцах, получивших известность далеко за пределами Коми и оказавших большое влияние на жизнь города.
Владимир Старовский
Старовский родился в коми селе Помоздино. Во всех анкетах и паспорте он писал, что он коми. Он прекрасно знал коми язык и наизусть знал стихи Виктора Савина, а самое главное — он сам себя считал коми. Его фамилия чуть не сыграла роковую роль в его жизни.
О его происхождении много версий, и одна из версий, что, возможно, его предок был ссыльным поляком, и он остался, женился, но мама у него, по крайней мере, Тентюкова. Она из Усть-Сысольска, его можно и по крови считать коми. Родители были очень образованными, они закончили петербургский институт, и их распределили в село Помоздино, где в 1905 году и родился Владимир Никонович. Через пят лет они переехали в Выльгорт. Мама в течение долгих лет преподавала математику, и сын тоже очень увлекался математикой. Время было очень неспокойное — гражданская война, надо было на что-то жить, время было голодное. Очень были нужны грамотные люди, поэтому 14-летнего Старовского тут же «припахали». Его устроили в уездное статистическое бюро. Старовский не выбирал профессию, его профессия выбрала. И он до конца жизни оставался статистиком.
Когда закончилась гражданская война, он закончил учебу и поступил в московский университет на отделение статистики, закончил с отличием. Аспирантура, отзывы самые замечательные, и его берут в центральное статуправление.
Улица Старовского немного странно идет: ровно посередине ее не просто пересекает улица Коммунистическая, она ее как бы ломает. Когда ему было 34 года, он вступил в коммунистическую партию, и с этого момента его жизнь пошла иначе. Этому предшествовали трагические обстоятельства, которые вошли в историю как «расстрелянная перепись». В 1937 году Сталин поручил провести перепись населения. Старовский участвовал, но не на первых ролях. Она должна была показать правильность его курса — жить стало лучше, жить стало веселее, население размножается увеличивается, и, по его прикидкам, население должно было достигнуть 170 миллионов человек. Как счетчики не старались, выше 163 миллионов не получалось. Население уменьшилось, это результат голода, начавшихся репрессий. А самое главное — люди жили очень бедно, поэтому им было не до того, чтобы рожать много детей. Сталин был очень возмущен результатами переписи, и они все были признаны недействительными, а руководство и переписчики были объявлены врагами народа и расстреляны.
В 1939 году проводят повторную перепись и поручают ее Старовскому. Эта «расстрелянная перепись» и дальше висела над ним как дамоклов меч всю его жизнь. Он ее провел, но началась война, но он получил за проведение переписи «как надо» Орден Ленина.
Статистика во время войны играет важную роль. Статистики работали с утра до ночи, начали эвакуировать предприятия, срочно надо было знать, где находятся пустующие здания, чтобы их там разместить, сколько кабеля надо. И это все срочно надо было, для этого Старовский придумал срочные переписи. Они проходят примерно от семи до 15 дней. Сталин его похвалил, сказал, что статистика работала как часы. Он получил орден Ленина за это после войны. Первый звоночек прозвучал, когда ему надо было посчитать, какой ущерб нанесла война и сколько людей погибло. По его подсчетам получилось 18 миллионов. Не знаю, почему не 27: то ли он пытался ее занизить, то ли не располагал всеми сведениями, но 18 миллионов Сталина до предела возмутили. Получается, что немцев кровью залили, и, естественно, это принижало роль. А Сталин предполагал где-то три миллиона, в конце концов сошлись на цифре семь. Старовский, понимая, чем это может кончиться, согласился.
Второй звонок прозвенел в 1949 году, когда вышло постановление о неудовлетворительной работе статистики. Старовский вышел на трибуну и покаялся во всем, и ему все простили. В 1951 году прошла дискуссия по экономическим вопросам, и один экономист Лука Ярошенко выступил с резкой критикой политэкономики, а предисловие к этому учебнику написал сам Сталин. Его уволили, отправили в Иркутск, но Ярошенко не успокоился, продолжил критиковать. Его арестовали и поместили на Лубянку. Этого было мало, нужно было раскрыть за ним заговор. Не мог же он сам. И решили, что за ним стоит Старовский потому, что он был научным руководителем его диссертации.
Старовского вызвали в политбюро, сняли с работы и рекомендовали исключить из партии. Когда он уходил, Сталин спросил у Молотова, кто он по национальности. Молотов сказал: «Написано, что коми», а Сталин разбирался и говорит: «Нет такой коми фамилии, он польский еврей». Польский еврей в 53 году — это было серьезное преступление. Началась борьба с космополитизом, а он еще и скрыл это. Его вызвали в московский горком партии, и Хрущев, он возглавлял горком, орал на него, его обвинили в том, что он покушается на вождя, что он глава заговора. Это было главным аргументом. С должности он снят, из партии исключен, а дела передать некому, и он был вынужден каждый день ходить на работу, приходил и сидел в кабинете рабочий день. Эта пытка длилась три месяца. Он не выдержал и позвонил Молотову: «Когда выйдет постановление, кому передавать дела?» Тот ответил: «Я не знаю, позвони Сталину». Позвонил Сталину: «Иосиф Виссарионович, когда выйдет постановление о назначении нового главы статуправления?». А он сказал: «Ну раз постановления нет, продолжайте работать». Его простили, восстановили в должности и партии, а тут Сталин умер, началась оттепель, и на него посыпались награды.
Он никогда не забывал про Коми и все время следил за республикой. Вот это здание [здание Комистата] построено по его инициативе. В те времена это был последний писк. До этого они размещались в нескольких кабинетах в Доме печати. Он бывал много раз в Сыктывкаре, подружился с председателем совета министров Зосимой Паневым. И этим знакомством Панев самым бессовестным образом пользовался, но не себе на благо, а на благо республики. Он прожил до 70 лет и через два года Пожарный проезд получил имя «улица Старовского».
Александр Рекемчук
Он родился в потрясающей семье. Мама была звездой немого кино, папа был штабс-капитан царской армии, жил за границей, вернулся, стал советским разведчиком, журналистом. В 37 году отца расстреляли. Мама вышла замуж за австрийского коммуниста Ганса Нидерле. И чтобы не было у сына неприятностей, она его записала на фамилию Нидерле, и долгое время Рекемчук жил как Нидерле и числился тут под этой фамилией. Началась война, он, как и все мальчишки, мечтал пострелять по Берлину и поэтому записался в артиллерийскую спецшколу. Но война закончилась и его перевели в Москву. К тому времени он уже писал стихи, и его рекомендовали поступить в литературный институт на отделение поэзии. После первого курса стали направлять на практику. У него был выбор, но он почему-то выбрал Сыктывкар. Во-первых, в Инте находился его репрессированный брат, а во-вторых, влекла северная романтика. Еще помнили челюскинцев, все это еще горело. И он думал, сейчас приедет и увидит северный полюс. Но когда он приехал, оказалось, что до Инты еще далеко, а город не такой уж и северный, какой-то жалкий городишко, деревянные дома, деревянные мостовые, улицы сельские, грязь кругом. И этот город ему безумно понравился. Я спрашивал его, и он сам не мог объяснить, вот он влюбился в город Сыктывкар.
Возможно сыграло роль, что он пользовался большим успехом у девушек, он был довольно симпатичным. Во-вторых, он был из Москвы: тогда Сыктывкар был городишком с населением 40 тысяч. В-третьих, он поэт. Он любил ходить на танцы и там пользовался успехом. Город ему настолько понравился, что он написал заявление о переводе на заочное отделение института и остался здесь жить, устроился в редакцию газеты «За новый север» — так называлось «Красное знамя». Через год женился, и у них родился ребенок. Через 3,5 года у него начались серьезные неприятности.
Им заинтересовались органы: почему у него такая фамилия. Выяснилось, что он сын врага народа. Поступило указание исключить его из партии и уволить. Не все голосовали за исключение, для этого требовалось определенное мужество. И потом он был в числе тех, кто не голосовал за исключение Галича из союза писателей. Потом все закончилось «хэппи-эндом». Обком партии решение отменил и заменил строгим выговором. Его восстановили на работе, но он уже решил уехать. Они перебрались в Москву, и там начались худшие годы в его жизни. Его никуда не брали на работу со строгим выговором. У него что-то не ладилось с поэзией, не шли стихи, он стал пить. И мы бы о нем сейчас не говорили, если бы не решение вернуться сюда.
Ему предложили работу собкора в Ухте. Он стал писать рассказы, их печатали, и они были вполне советские. По ним много позже был снят фильм «Берега». По его рассказу сняли фильм «Время летних отпусков», но фильм не понравился Хрущеву. К этому времени он написал еще одну повесть «Молодо зелено», которая получила еще большую известность. Там место придуманное, но действие происходит, скорее всего, под Ухтой. Там Ухта называется «город Джигор», такой город нефтяников. Повесть экранизировали, и там сыграли уже известные актеры, главную роль сыграл Олег Табаков, Евгений Евстигнеев. В 1963 году он семьей отправился в отпуск на юг, и на пересадке в Москве его встречает машина ЦК ВЛКСМ. Ему предлагают на выбор работу — либо главный редактор «Молодой гвардии», либо издательство «Молодая гвардия». И он стал главным редактором, а еще через год его пригласили главным редактором «Мосфильма». Это золотое время «Мосфильма», именно в это время снимались «Андрей Рублёв», «Кавказская пленница», то есть значительная часть фильмов, которые мы любим до сих пор, были сняты в это время, а первой инстанцией был он. Всем рекомендую прочитать его роман «Тридцать шесть и шесть» — это литературный гимн Сыктывкару.
Револьт Пименов
Револьт означает «бунт» с французского. Когда он закончил школу, хотел поступить в ленинградский университет на историю, но поступил на математическое отделение. Он — экстраверт. Он постоянно собирал вокруг себя людей и всегда говорил все, что думает. Однажды у него комсорг спросила, как можно быть с такими взглядами в комсомоле. Он подумал: «Да, ты права», и подал заявление о выходе из комсомола. 1949 год.
Произошли события в Венгрии в 1956 году. Они не остались в стороне, они стали писать листовки и всех арестовали, и Револьт Иванович получил самый большой срок. Сначала сидел в Воркуте. Срок сначала увеличили, потом скостили. Он снова занялся математикой, защитил кандидатскую, потом докторскую. Все шло нормально, но он уже был завязан в диссидентское движение, они стали печатать хроники текущих событий. Была попытка реабилитировать Сталина, они выступили резко против, и Револьта Ивановича снова арестовали. Суд проходил в Калуге, чтобы дальше от Москвы и было меньше иностранных корреспондентов, но на суд приехал академик Сахаров. Это сыграло свою роль, и его просто сослали в Сыктывкар, и мы обязаны этому. Сначала он работал в Верхней Максаковке, а потом приезжал академик Келдыш и сказал: «Какого черта? Такой ум не должен пропадать». И его взяли в коми филиал академии наук. Он получил квартиру вот здесь [дом «под шпилем»], у него в доме всегда было много людей.
В 1988 году мы с Леонидом Зильбергом решили как-то присоединиться к перестройке и что-то сделать. Мы решили собирать подписи, чтобы в Москве и Сыктывкаре поставили памятники жертвам сталинских репрессий. Появилось движение «Мемориал», и мы решили присоединиться к нему, и на нас сразу обрушились неприятности, по тем временам это была неслыханная дерзость. В то время Сергей Сорокин был ведущим молодежного канала, и мы выступили в его эфире, а на утро собралось бюро обкома партии и решило дать идеологический отпор. Появилась статья на первой полосе в «Красном знамени». После этой статьи позвонила Раиса Колегова и сказала, что с вам хочет познакомиться и поддержать вас один известный человек, но имейте в виду, что он сидел за антисоветскую деятельность. Я позвонил, и там скрипучий голос сказал, что готов поддержать, «но имейте в виду, у меня две судимости, но обе погашены». Так мы оказались в его кружке. И потом нам поступило предложение включиться в создание общества «Мемориал», и мы единогласно избрали Револьта Ивановича председателем.
Начались выборы в народные депутаты СССР, и Леня Зильберг подкинул идею — давайте Револьта Ивановича. Первые выборы были признаны недействительными, на второй круг пошли он и Круглов. Потом мы отмечали у него, и вдруг раздается звонок. Московский «Мемориал» думает, кого бы нам прислать в поддержку. Они предлагают журналиста литературной газеты, он человек был хороший, но он заикается. Револьт Иванович ушел и через некоторое время говорит: «Они предлагают Евгения Евтушенко». Оказывается, мы можем командовать, кто из известных людей к нам приедет. В шутку сказали: «Да чего там, пусть приезжает академик Сахаров или Горбачев». Револьт Иванович ушел и через час говорит: «Через два дня приедет академик Сахаров». Вообще, был шок. Когда приехали встречать академика Сахарова, мы обнаружили, что сотни людей пришли, так встречали потом только позже патриарха Алексия. Он был здесь один день и, кстати, обедал здесь. Жена Револьта Ивановича его накормила. Круглов тогда выиграл, но через год, когда началось выдвижение в народные депутаты России, Пименову уже не было конкуренции.
Борис Дейнека
У него был бас. Его взяли солистом на всесоюзное радио, он был безумно популярен и был первым из профессионалов, кто записал песню «Широка страна моя родная». Потом московское радио начинало свои передачи с этой песни, которую исполнял Борис Дейнека. Это было до 1943 года, пока не появился гимн Советского Союза. Но к тому времени, когда ее заменили, Борис Дейнека уже сидел в Воркуте.
В 1941 году его арестовали, и причины до сих пор не известны. У него была статья 58.10, это расстрельная статья, к расстрелу его и приговорили. По одной версии, он рассказал неудачный анекдот, по другой — он заявил, что ему все равно для кого петь. В 1941 году всех эвакуировали, он отказался и якобы сказал, что ему все равно, для кого петь — хоть для немцев. Его приговорили к расстрелу, а потом заменили 10 годами лагерей.
В Воркуте в это время находилось очень много артистов, таким же образом попавших, как Дейнека. И по инициативе Мальцева — это глава Воркутлага — а скорее всего, по инициативе Берии, было решено создать музыкально-драматический театр, и главным режиссером поставили Бориса Мордвинова — главного режиссера Большого театра, ученика Немировича-Данченко, человека который первый поставил «Иван Сусанин». И Дейнеко имел бешеный успех в Воркуте. Более того, газета «Заполярная кочегарка» писала восторженные рецензии, но единственная проблема в том, что газету категорически запрещалось вывозить за пределы Воркуты. Весь успех сконцентрировался в Воркуте, а раньше была всесоюзная слава.
Воркуту он ненавидел всеми фибрами души. Ходила шутка, что сел он не за анекдот, а за плохой характер. Он был брюзга и все время ворчал. Когда в 1952 году срок кончился, он уехал из Воркуты, но не имел права жить в крупных городах, а единственная столица — это Сыктывкар. Его приняли в филармонию. Ему приходит в голову совершенно вздорная идея — а что если здесь организовать театр? Всего 50 тысяч население, это в пять раз меньше, чем нынешний Сыктывкар. С этой идеей он пошел к Серафиме Поповой. Она была начальником управления по делам искусства, а потом стала замминистра. Вместе с этой идеей они пошли к Зосиме Паневу. Панев такие инициативы ловил на лету, какими бы они вздорными ни были. Он поехал в Москву, где, конечно, покрутили у виска, даже в Петрозаводске оперного театра нет. У него был только один аргумент — мы собираемся строить крупный целлюлозно-бумажный комбинат и нам нужны специалисты экстра-класса. В эту дыру они не поедут, но если им сказать, что у нас есть оперный театр, как в Москве или в Питере… В конце концов театр был открыт, а Панев получил выговор, но сделать было уже ничего нельзя. И Дейнека поставили художественным руководителем театра. Он добивался реабилитации, уехал в Москву, но он уже не имел той популярности, был забыт. Уже звенели другие имена, и тот успех ему повторить не удалось. Театр был создан по его инициативе, и он был первым художественным руководителем.
То, что несчастный Сыктывкар стал университетским городом, городом, где есть оперный театр, и стал крупным городом, мы обязаны этим людям.