В мае 2015 года  руководитель поискового отряда «Демос» и председатель регионального отделения «Поискового движения России» Дмитрий Шипунов публично возмутился отношением к памяти солдат, погибших во время войны в госпитале Йошкар-Олы и захороненных в братских могилах на Марковском кладбище. Именно об этом: о памяти к погибшим, о восстановлении имен пропавших без вести солдат и о том, как много еще неизвестного, скрывающего имена всех участников — героев, жертв, а иногда и палачей, предателей, побеседовал с ним журналист «7x7».

О братской могиле на Марковском кладбище Йошкар-Олы

У нас есть информация о Марково — 216 человек, чьи адреса мы установили. В общем списке — более 800 человек у нас, но они без адресов. До этого был небольшой список — на 20 адресов, а об остальных погребенных ничего, кроме имени, не известно. Ну а эти 216 человек, все они, оказывается, числились пропавшими без вести [Напомним, что идет речь о захоронениях воинов, погибших во время Великой Отечественной войны от ран в военном госпитале Йошкар-Олы].

Удивительно, что воины на Марковском кладбище могли оказаться без документов. Их не много, около десяти. В основном же списке, повторюсь в который раз, — почти 800 имен.

Высокопоставленный власовец, казненный военным трибуналом, числился в Книге Памяти среди пропавших без вести жителей Марий Эл

Три года назад мы взялись проверить список имен, помещенных в нашу официальную Книгу Памяти, в которой числятся пропавшими без вести примерно 35 тыс. жителей республики. Проверяя пофамильно всех, натолкнулись на запись, в которой упоминался комиссар, пропавший без вести в 1941 году. Он попал в книгу, так как его родственники находились в Юринском районе МАССР. Мы стали проверять, искать — натолкнулись на документ, оказалось, что это не просто комиссар, комиссар армии. Это достаточно высокая должность, в переводе на воинское звание — генерал-лейтенант. Оказалось, что этот человек был одним из первых секретарей районов Москвы. В 1941 году он был мобилизован по партийной линии, попал на фронт, где и оказался в плену в октябре 1941-го. В документах, которые мы изучали, было написано, что он пропал без вести. В нашей Книге Памяти он оказался, так как его жена была, видимо, в Юрино в эвакуации и оттуда делала запросы или просто к ней пришла информация туда о том, что он пропал без вести. Мы нашли еще один документ — карту военнопленного, относящуюся к этому человеку. В ней было записано, что он взят в плен, но почему-то в 1942 г. Пропал в 41-м, а запись в Германи сделали только летом 42-го… Мы удивились такой разнице и начали дальше искать. Дальше наткнулись на Указ Верховного Совета о приведении в исполнение приговора в отношении генерала Власова и его окружения. И там встречаем эту фамилию — Жиленков, Георгий Николаевич. Оказывается, очень интересная у него судьба была: поскольку комиссаров, попавших в плен, немцы сразу расстреливали, он притворился осенью 41-го, когда попал в плен, рядовым красноармейцем. При этом он умудрился так лихо сдаться в плен, что получил полное доверие. Уж не знаю, чего надо было выдать, но он попадает не в лагерь военнопленных, а в качестве вольнонаемного работает водителем, возя боеприпасы в немецкой дивизии. Так продолжается до лета 1942 г. Тут происходит история, при которой его узнают, сразу отправляют в лагерь. Но там он недолго был. В этот момент происходило комплектование армии Власова, и он попал сразу в нее. Был заместителем командующего РОА. Интересно вот, что, когда эту книгу памяти сдавали в печать, ее специально проверяли сотрудники КГБ…

О поисковых экспедициях

Поисковикам устанавливать имена погибших солдат все сложнее становится: как правило, если и находятся медальоны среди останков солдат, записки в них уже сгнившие. Порядка 35 тыс. пропавших без вести — в одной лишь Республике Марий Эл. За годы нашей поисковой деятельности удалось установить судьбу примерно 4 тыс. человек. Это каждый девятый. Понятно, что большинство героев Книги Памяти пропавших без вести солдат так и останутся неизвестными. Это связано в том числе и с практикой военных лет: дивизия полностью разбита, погибла, затем она формируется снова, снова оказывается разбитой… Документы начинают формироваться с нового, последнего этапа ее существования, а в предыдущие периоды они, получается, пропали вместе с дивизией. Именно поэтому у нас очень много пропавших без вести было. Зачастую влияло и то, как у нас было построено захоронение воинское — оно создавало пропавших без вести. Немцы не делали братских могил, хоронили каждого погибшего отдельно, плюс — у каждого оставалась половинка жетона, а если не было жетона, они обязаны были положить записку в бутылку, бутылка запечатывалась и клалась в ноги похороненному. С этих захоронений делался детальный план, где указывалось точное местонахождение кладбища, порядок расположения могил. У нас такого не было: указывались зачастую приблизительные данные захоронения. Вот такой вариант братской могилы был распространен: десяток погибших — все их, кажется, знают. Устанавливают пирамидку на могиле, пишут на ней имена. Умещается восемь фамилий, приписывают «и еще два красноармейца». Сколько эта пирамидка с надписью простоит? Года два-три, а потом надпись смоет дождями. Получается безымянная могила, ее никто не регистрировал.

Мы считаем, что большую часть имен пропавших без вести в нашей республике мы установили, но появляются новые имена, поскольку рассекречиваются новые документы. В 2010 году мы, например, считали, что смогли собрать всю информацию о военнопленных. Но вот до сих пор появляются новые данные, и уже список пополнился еще на 60 фамилий. Здесь возможно, что и немецкая сторона какие-то документы передавала…

О захоронениях в районе поселка Сурок

Марий Эл во время войны была тыловым регионом. И у нас поэтому обнаруживаются захоронения двух видов. Либо госпитальные: Марково, Красногорский, либо войсковых частей. Это как раз Сурок. Народу в Сурке похоронено очень много. В нашей республике это печально известное место. До сих пор долгожители, бабушки, дедушки, помнят и рассказывают, как они туда продукты возили. В 1941–1942 гг. в учебной части, располагавшейся в поселке Сурок, были массовые хищения продовольствия. Солдаты питались очень плохо, плохо и одевались. Очень сильно болели поэтому. Многие умерли от истощения. Многие ветераны, прошедшие через Сурок, рассказывали, что в конце 1942 г. туда приезжал Ворошилов. Был скандал, по итогам приезда московской комиссии был расстрелян начальник этой учебной части.

Известно, что при этой учебной бригаде был военный трибунал. По Уголовному кодексу того времени за убийство давали шесть лет, а за шпионаж в военное время и антисоветские действия (58-я статья) — 10 лет или высшую меру (расстрел). Несмотря на то, что реальные дела, относящиеся к этой части до сих пор засекречены, нам удалось ознакомиться с документами, свидетельствующими о том, что в течение 1942 года к высшей мере были приговорены порядка 60 человек, попавших в эту учебную часть. И еще порядка 460 человек получили по 10 лет. Судя по тому, что многие из этих солдат числятся пропавшими без вести, получается, что они были осуждены, отправлены в лагеря, где-то там погибли, а родные-то о них ничего не знают. Пишут в Минобороны, а Минобороны им отвечает: ничего нет, пропал без вести. В этих документах указано «команда призывников», то есть они даже присягу не приняли, а их расстреливали. Прибыли в часть, а через неделю попали под расстрел. Под приговорами стоит подпись: «Председатель трибунала политрук Иванов».

Эти люди не включены в Книгу Памяти. Их убрали оттуда — на мой вопрос, почему, сказали, что они осуждены. В приговорах написано — «не верит в победу советского оружия», «хулит советскую власть». Думаю, их следовало реабилитировать, это учебная часть, они даже не воевали, не дезертиры, не сдались врагу, не дошли до фронта. Это не сделано, это делать не собираются, эти люди остаются врагами народа. Существует список, где они указаны пофамильно — те, кто получил высшую меру. Там не только жители Марий Эл, но и из других регионов, но наших — достаточно много. Мне объяснили, что реабилитация этих людей невозможна. Но еще сказали о том, что нужно подавать обращения от имени родственников — вероятно, в этом случае все же реабилитация может произойти. Но не списком, который существует.

Дело еще вот в чем — возвращаясь к смертям в военных частях: до ноября 1941 года действовал документ, согласно которому военные части не обязаны были отчитываться о своих потерях. Подразумевалось, что их нет. Вот у нас в Книге Памяти есть запись, что в 1943 году в землянке сгорели (я считаю, что правильнее будет сказать, что угорели и погибли) 60 человек. Есть список с их именами, есть захоронение. Проблема в чем? Когда стали проверять — они по спискам Минобороны не проходят. То есть, с точки зрения Минобороны, эти люди — пропавшие без вести. Это к вопросу о подсчете потерь: официально, по данным Минобороны, у нас погибло 8 млн человек. По другим данным, которые собирали исследователи, в том числе и поисковики, — погибших в Великой Отечественной советских людей не могло быть никак меньше 27–28 млн человек. Какой может быть подсчет потерь, если вот эти 60 человек, огромное количество погибших, они даже пропавшими без вести не числятся. Кто эти люди, если даже пропавшими без вести их нельзя считать?