Госдума в первом чтении приняла законопроект, меняющий порядок применения сотрудниками ФСИН физической силы и спецсредств, прозванный правозащитниками «законом садистов».
Об этом сообщил портал «Медиазона»:
«Результаты голосования выложил в фейсбуке депутат Дмитрий Гудков. За принятие закона проголосовали 240 депутатов, против — 59.
Законопроект о расширении возможностей применения силы в отношении заключенных предполагает, что надзиратели смогут использовать спецсредства при пресечении любых нарушений режима содержания, блокировании движения групп осужденных и „иных противоправных действий, дезорганизующих деятельность“ исправительного учреждения. При этом он исключает понятие „злостного“ сопротивления и неповиновения заключенного сотруднику ФСИН.
Убирают эти поправки и обязанность для сотрудников ФСИН стремиться минимизировать вред заключенным при использовании спецсредств — в этом документе просто рекомендуется не бить палкой по голове, шее, ключичной области, животу, половым органам, в область проекции сердца, а также применять водомет при отрицательной температуре».
Интернет-журнал «7х7» попросил прокомментировать новость юристов и правозащитников, а также ответить на вопросы, не станет ли у заключенных меньше возможностей защитить свои права, например, если их незаконно избили, а также каковы ключевые риски, если закон будет принят.
Александр Брестер, кандидат юридических наук, доцент Сибирского федерального университета, Красноярск:
— Депутат Дмитрий Гудков сообщил, что есть вариант, разработанный совместно с правозащитниками, и приняли не его, а, по техническим причинам, старый вариант. Так что, скорее всего, будет много поправок, которые появятся во втором чтении и смягчат острые моменты. В этом смысле надо внимательно следить за вторым чтением и прогнозы давать после него.
Ничего сверхстрашного в законе я не вижу, он практически полностью копирует закон о полиции во многих частях. Если смотреть на него просто как на текст закона в правовом государстве, возникают вопросы к некоторым местам, в рамках правовой определенности, но не более. Самый большой риск, и он всегда у нас один, — применение закона. Если этот закон применяется так, как задумано, то все хорошо. Но у нас это редко бывает. И при искаженном понимании интересов службы закон может стать более формальным прикрытием к возможному произволу. Однако произвол происходит и без него. Так что не в законе дело, а в том, что на местах, в сотрудниках.
Доказать незаконность применения физической силы можно, только если сотрудники напортачили с оформлением ее применения или случай приобрел большой резонанс. В остальных случаях, имея опыт такой работы с полицией, могу сказать, что это практически невозможно. Но это, опять же, не проблема закона, а проблема тех, кто его применяет, и тех, кто отказывается расследовать превышения. Думаю, когда депутаты говорят, что хотят привести его к единому стандарту, они не лукавят. Риски в деталях, когда в законе появляются крайне общие и оценочные понятия — здесь уже правозащитное сообщество делает много, надо следить за поправками. Но главный риск все же в тех, кто реально имеет право на применение силы. Никакой закон, как бы он ни был красиво написан, не остановит произвол, пока последний не перестанет прикрываться и не начнет расследоваться. Главное пока для правозащитников — есть информационный повод для внимания к проблеме. Это тоже важно, и его надо использовать, влияя на текст и на тех, кто будет следить за исполнением закона.
Дмитрий Егошин, юрист, Фонд «Общественный вердикт», Москва:
— На сегодняшний день у администрации и так достаточно полномочий для применения физической силы и спецсредств. Но закон в имеющейся редакции устанавливает ограничения. То есть, чтобы возник повод, осужденный должен не подчиниться законным требованиям сотрудника администрации, совершить какое-либо противоправное деяние, побег, принять участие в массовых беспорядках и так далее. В общем, создать ситуацию, когда у сотрудников колоний нет иных, не насильственных способов предотвратить эти действия. Что будет? Достаточно пройти по колонии с нарушением формы одежды, не выйти на построение (допустим, заболел человек), совершить иное мало-мальское нарушение распорядка, чтобы это повлекло за собой применение силы и специальных средств. При этом новая редакция фактически освобождает от ответственности сотрудников колоний. Пока что установлены пределы применения силы и спецсредств, а выход за эти пределы влечет за собой наказание для особо «усердствующих». А будет воля — бей не хочу. Можно почки отбить, можно конечности сломать, если вред причинен «по основаниям и в порядке, которые установлены настоящим законом», нет границ. После принятия закона в новой редакции будет очень сложно привлечь сотрудников ФСИН к уголовной ответственности за превышение полномочий, им все будет сходить с рук. Это что-то вроде лицензии на «убийство» для государства.
Если новая редакция будет принята, осужденным просто придется забыть о существовании понятия «восстановить нарушенные права». Это будет невозможно сделать. Как я сказал выше, и сейчас сложно привлечь сотрудников колоний за рукоприкладство. Сколько материалов доходит до возбуждения уголовных дел? Десятки. А сколько из них до суда? Единицы, и только в случае, если осужденный погиб. Материалы по искалеченным в местах лишения свободы и тем более просто избитым пылятся годами, без особой надежды на то, что вина сотрудников администрации будет установлена и они понесут заслуженное наказание. Положение осужденных в случае принятия новой редакции станет фактически бесправным, без надежд на справедливость и торжество Закона. В таких условиях заключенным выжить бы, а не пытаться «качать права».
Не раз и не два слышал от сотрудников ФСИН фразу «у этих жуликов сейчас столько прав». После принятия новой редакции Закона разве не возникнет соблазн пройтись дубинкой по спине осужденного? Еще как. При этом с полным осознанием, что за это ничего не будет. Не будет больше прокурорских проверок, а если какой ретивый прокурор вдруг задаст вопрос об избиениях или травмах заключенных, ответ будет кратким: порядок нарушали. На этом проверка будет окончена. Как при таком положении дел себя можно будет сдерживать? Зачем требовать от осужденного,что-то выполнить, когда можно будет сразу заставить сделать с помощью пинка или удара дубинки? Процент применения насилия может возрасти в разы.
Игорь Каляпин, председатель межрегиональной общественной организации «Комитет по предотвращению пыток», член Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека, Нижний Новгород:
— Этот закон, то ли в силу чьего-то злого умысла, то ли по раздолбайству, я склоняюсь больше ко второму, в значительной степени скопирован с закона о полиции, который предусматривает применения к правонарушителям для пресечения нехороших действий физической силы и спецсредств. При этом совершенно не учитывается, что правонарушение на свободе и в колонии — это совершенно разные действия. На свободе это может быть мелкое хулиганство, например, дебошир бьет стекла или царапает что-то на чужой машине. И если человек не реагирует на замечания, то страж порядка имеет право применить силу. В условиях колонии речь идет о совершенно других сюжетах. Там правонарушением, причем достаточно серьезным, считается, например, незастегнутая верхняя пуговица, курение в неположенном месте, невыход на зарядку, то, что осужденный не поздоровался с представителем администрации или в дневное время в бараке прилег на постель — можно долго перечислять. Сейчас за это сотрудники администрации могут объявить взыскание в виде замечания, устного выговора, в крайнем случае — помещения в штрафной изолятор. Если осужденный сопротивляется, к нему могут применить и физическую силу. Новый закон дает возможность ее применения для пресечения любых нарушений, независимо от того, нужно ли это в конкретной ситуации. Вот человек вышел с незастегнутой пуговицей, и сотрудник администрации имеет право огреть его резиновой дубинкой, использовать электрошокер или брызнуть в нос из баллончика. И с точки зрения закона это будет нормально.
В колониях работают разные люди. Есть нормальные, которые, даже если закон даст возможность размахивать дубинкой и электрошокером, этого делать не будут. Но есть люди, которые и сейчас ищут любой повод для того, чтобы применить насилие. Но сейчас это незаконно, это их сдерживает. Им так захотелось избить какого-то заключенного? Они должны написать рапорт о том, что данный заключенный сопротивлялся, привлечь зеков, которые подписались бы в качестве свидетелей. А если неправомерность этих действий вскроется, их могут наказать. В случае принятия нового закона, все садистские действия будут допустимыми и законными, сотрудник может докопаться до любой мелочи и проявлять свои садистские наклонности по полной программе.
Есть правозащитники, которые знают об этой ситуации. О ней много говорилось, проводились акции протеста еще летом, были обсуждения на разных площадках, в том числе и в Президентском совете, где присутствовал заместитель директора ФСИН Анатолий Рудый. И он был согласен с большинством, если не со всеми поправками, которые высказывались по этому поводу, в том числе и с тем, что механическое перемещение норм и закона о полиции в этот закон неправильно. Депутат Александр Хинштейн присутствовал там же и обещал, что все поправки будут обязательно учтены. И мне не очень понятно, почему закон в первом чтении был принят без этих поправок, хотя сейчас все, включая Хинштейна, обещают во втором чтении их обязательно учесть. Не знаю, может, здесь кто-то откровенно врет и, пытаясь успокоить общественное мнение, медленно и упорно толкает этот закон в первозданном виде? Причем в Госдуме против этого закона голосовало порядка шестидесяти депутатов.
Доказать незаконность применения спецсредств и физической силы сложно и сейчас. Это не связано с новым законом. К сожалению, и сейчас людей в колониях часто бьют, в том числе и с применением спецсредств, и доказать противоправный характер действий сотрудников чрезвычайно сложно. Но если новый закон примут без изменений, таких случаев станет гораздо больше, а доказывать их противоправный характер станет бессмысленно.
Все же, думаю, Хинштейн не тот, кто с высоких трибун может пообещать внести поправки, а потом обмануть. Он человек влиятельный и дорожащий репутацией. Никто его великим демократом и правозащитником не считает, но он компетентный и разумный. По-моему, он искренне принял во внимание аргументы, которые Андрей Бабушкин [Председатель межрегиональной общественной благотворительной организации «Комитет за гражданские права», член Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека] озвучил на президентском совете. А потом, кроме чисто человеческого, гуманистического, правозащитного аспекта, есть аспект целесообразности. Мы и пытались донести до депутатов, что новый закон без поправок может спровоцировать какие-то бунты, конфликты. Непонятно, кому и зачем это надо.