8 мая Минюст по Коми направил в Коми правозащитную комиссию «Мемориал» документ, в котором сообщил, что намерен проверить организацию на предмет признания «иностранным агентом».

Причиной проверки стали несколько журналистских статей в интернет-журнале «7х7», которые появились на сайте в 2013 году. Тогда КПК «Мемориал» получила финансирование из зарубежных источников и направила его на развитие проекта. При этом заявка на грант была подана еще до обсуждения и принятия закона об «иностранных агентах».

В связи с этим событием КПК «Мемориал» сделала заявление, в котором подчеркнула, что после вступления в силу закона об «иностранных агентах» организация не подавала ни одной заявки на грантовую поддержку в иностранные фонды. Правление организации приняло решение о полном отказе от иностранного финансирования. Сейчас она существует на членские взносы и президентский грант на проект «Школа прав человека Республики Коми».

При этом в 2013 году Минюст уже проверял Коми правозащитную комиссию. Тогда чиновники не нашли признаков деятельности организации как «иностранного агента» (в частности, политической деятельности).

При этом в организации подчеркнули, что последний раз она получила иностранное финансирование 21 февраля 2014 года, а средства были потрачены до 31 марта 2014 года. При этом Минюст может исключить некоммерческую организацию из реестра иностранных агентов, если она в течение года не получала иностранное финансирование и не участвовала в политической деятельности.

«Закон „Об иностранных агентах“ КПК „Мемориал“ считает антиконституционным, а деятельность многих из 59 организаций, включенных в список „иностранных агентов“, крайне важной и полезной для российского общества. Вне зависимости от результатов проверки КПК „Мемориал“ продолжит свою деятельность по защите прав человека, которую ведет с 1997 года», — говорится в заявлении.

Корреспондент «7х7» попросил прокомментировать проверку Минюста председателя КПК «Мемориал» Игоря Сажина.

 

 

— Инициированная проверка — это сигнал. Сигнал о чем?

— Сигнал о том, что за нами внимательно и бдительно следят. Схема такая, что вообще никому не понятно, как думает власть и что она думает. Потому что мы давно уже вышли из правового поля, потому что правовое поле понятно. А тут не понятно: получаешь ты иностранные деньги, не получаешь ты иностранные деньги, к тебе все равно придут. Это один из первых признаков тоталитарных режимов, что правовое поле непредсказуемо. В этом случае непредсказуемость меня приводит в ступор, потому что в непредсказуемом правовом поле ни гражданская инициатива, ни коммерческая инициатива развиваться не могут. Люди должны просто понимать — границу очертили ясно, граница понятна. А когда границу очертили и ловят и за границей, и перед границей — непонятно вообще. Это похоже на конструкцию устрашения.

— Откуда пришел сигнал о проверке? От региональной власти, потому что КПК «Мемориал» — очень неудобная структура, которая поднимает неудобные вопросы и инициирует обсуждения? Или из Минюста, потому что в Коми нет ни одного иностранного агента?

— Насколько я понял из бумаг Минюста, это требование федеральных властей. То есть федеральные власти просят проверить нашу деятельность за 2013 год, это в большей степени федеральное требование. Хотя мне наговаривали, что это может быть от региональных властей, но я посмотрел документы, и там просто требование Минюста федерального.

— Я помню, что местные «афганцы» хотели обратиться в Минюст, чтобы организовать еще раз проверку КПК «Мемориал»…

— Насколько я понял, проверка связана не с жалобами от других общественных организаций. Все понимают, что письма от всяких псевдопатриотических структур связаны только с зарабатыванием очков. Потому что как только идет политическое обострение, тут же начинают что-то требовать и тому подобное. У нас, слава богу, мало кто обращает внимание на эти игрища, и это правильно. Посыл, насколько я помню, был из федеральных структур.

— Несомненно, сама эта проверка — это своего рода психологическое давление. Как восприняли эту бумагу в организации, смогла ли это бумага как-то смутить людей?

— Нет, потому что при полном закрытии юридического лица организация будет продолжать работать, и, надеемся, ничего не изменится ни на йоту. Многие вещи будет сложнее делать при отсутствии юридического лица, так что все эти скачки, игрища — это в большей степени даже не удар. Это в большей степени попытка пиара и контрпиара: повесить ярлык, прижучить где-то в средствах массовой информации. Все это игрища пиаровские в поле информационной войны, так что я здесь не вижу особых тяжелых последствий.

— В вашем пресс-релизе говорится, что организация считает закон об «иностранных агентах» антиконституционным. Почему?

— Так широко трактовать политическую деятельность — это последнее дело. Один из ярких примеров правового поля — это то, что четко расчерчено: вот это политическая деятельность, связанная с приходом к власти и удержанием власти, а вот общественная деятельность. Она довольно широкая, она не имеет границ. А тут в политическое поле начинают затягивать все. Ты возмутился плохими дорогами — политическая деятельность, ты возмутился коррупцией — политическая деятельность. Вот такая вот ширина должна быть четко ограничена разными институтами, судебными прежде всего. Они должны сказать: «Стоп, туда не лезем». По этому поводу были обращения в Конституционный суд, но, увы, наши правовые институты довольно слабые, они несовершенные. Они не способны заявлять серьезные правовые позиции, они боятся их заявлять. Они еще не сформировались. Это какое-то птичье чириканье очень слабенькое. У нас судебные органы, которые должны были отреагировать на это, оказались слабы, и, к сожалению, эта правовая линия не удержалась, хотя в Конституции четко и ясно закреплено, что есть право на активность гражданскую и тому подобное, это должно быть четко отделено от политической. Все это заложено в Конституции. А тут попытка взять и жирными мазками в политических целях размазать политическую деятельность настолько широко.

— В Республике Коми нет пока ни одного «иностранного агента». Почему? Потому что общественные организации настолько слабые, мало что делают, чтобы их «наградили» этим званием? Или организации настолько сильные, что они очень грамотно защищаются?

— Ну лицо никак не связано с правовыми конструкциями, потому что лицо связано с работой, с деятельностью. Почему — для меня это вообще загадка. Я считаю, что наш Минюст не столь кровожаден, как в других регионах, они более взвешенно, может быть, подходят (такой реверанс в сторону Минюста). Более внятны в этом подходе, больше в правовом поле, меньше политических игр. Второе — у нас еще не было правовых битв. У нас здесь затишье. Третье, наверное, заключается в том, что в реалии наш регион — один из самых слабо финансируемых со стороны иностранных структур. За все время, когда иностранные деньги брали все: и учебные заведения брали, и научные учреждения, и даже государственные структуры получали гранты, и муниципальные, и региональные власти получали иностранные гранты, — тут таких общественных организаций, которые хорошо получали иностранные деньги, почти не было. А если и была, то это настолько небольшая группа… Я помню дискуссию по этому поводу в 2000-х годах. Пытались поискать, через кого иностранцы здесь влияют, и было очень жидкое заявление о том, что их почти нет. Даже нас тогда не могли уличить, потому что тогда мы ничего не получали. Тогда просто казалось, что мы в каком-то таком медвежьем углу, который не играет, видимо, никакой стратегической роли, и смысла вообще не имеет направление сюда ресурсов. Именно из-за этого «углового» положения им просто не за кого ухватиться. Очень хочется, но не за кого.