Ирина Власова, студентка Санкт-Петербургского института кино и телевидения, участница «Эко Арт академии», которая в эти дни проходит в городе Апатиты Мурманской области, сняла фильм «Черный рекорд» о большом нефтеразливе 1994 года в Усинске Республики Коми. Это была ее курсовая работа в вузе, которую она сдала в январе, а несколько дней назад выложила в интернет. Корреспондент «7х7» стал свидетелем съемок фильма, которые проходили летом прошлого года в рамках экспедиции Гринпис «Нефтяной патруль» в Усинске, так как сам был там в августе. А недавно пообщался с режиссером 13-минутной документальной картины, чтобы узнать, как проходила работа и какие отклики получил автор.

По разным источникам, общий объем нефти, разлившейся в 1994 году из многочисленных дыр старого нефтепровода, оценивался 100 до 120 тысяч тонн. По официальной версии, в окружающую среду попало около 60 тысяч тонн нефти. Об Усинской трагедии тогда сообщали все мировые информационные агентства, и только местные нефтяники долго делали вид, что ничего не произошло. Последствия аварии устранялись многие годы. Местные жители уверяют, что они до сих пор чувствуют последствия аварии.

Фото Дениса Синякова, Гринпис Россия

— Почему ты решила снять фильм об аварии 1994-го года в Коми, самой крупной аварии нефтепровода  на суше?

— Летом я очень хотела снять курсовую работу. Нужна была какая-то хорошая тема. Мне посоветовали: раз занимаешься экологией — сними что-нибудь на эту тему. И тут я получила приглашение в лагерь «Нефтяной патруль» в Усинске. Потом погуглила, нашла информацию, что там как раз произошла авария в 1994 году. Стало очень интересно. Нашла только убогенький фильм про «Лукойл» о том, что он всех очистил и спас. Решила снять об этом кино, поговорить с местными жителями, чтобы люди узнали больше.

— Расскажи, как ты работала над фильмом. Как искала фактуру, героев, как размышляла о внутренней структуре фильма?

— Я никогда до этого не была в Коми, Усинске, никогда в жизни не видела настоящую нефть. Я все это представляла абстрактно, что там все будет ужасно грязно. Я поспрашивала у ребят, которые тоже собирались снимать там ролики, можно ли будет с ними поездить, пообщаться с местными жителями. Сказали, что если будет время между уборками нефти, то конечно. В поезде примерно набросала сценарий, что надо будет пообщаться с людьми и из этих историй сложить фильм.

Когда приехала в Усинск, все оказалось гораздо хуже, чем я думала и с разливами нефти, и со съемками. Мы были в деревне Парма, она не такая старая, как Колва или Усть-Уса, и поэтому самые колоритные местные жители там не жили. Плюс у нас постоянно была какая-то волонтерская работа, и я сильно расстраивалась, что ничего вообще не получится. На открытие лагеря к нам приехали женщины из хора «Пелысь» и общественники из «Комитета спасения Печоры». И я поняла, что надо их снимать. Нам много всего рассказали, мы поняли, что тема глубокая. Потом появилась возможность погулять по Усинску, там немножко поснимать.

У нас возникли проблемы, потому что жители устали об этом рассказывать. К ним часто приходили журналисты, расспрашивали, а вспоминать об этом часто тоже, видимо, не очень приятно.

Еще мне повезло, потому что со мной был оператор из Бразилии Тулио [волонтер «Нефтяного патруля»], у которого был квадрокоптер. Он сделал съемки с квадрокоптера, я была в восторге, потому что действительно объектив широкоугольный, и создавалось ощущение, как будто вся земля покрыта нефтью. Плюс еще оператор «Гринписа» Влад Залевский снимал материал для своих роликов. Потом он мне отдал все эти материалы, мы с ним об этом заранее договорились. Уже дома я начала отбирать материал и думать над структурой фильма.

— Кстати, один из самых интересных моментов в фильме, когда под коми песню о том, какая прекрасная северная природа, наложен видеоряд с масштабными нефтеразливами на севере региона...

— Это песня о том, какая здесь красивая природа и как пришли чужаки и начали все разрушать. Записи этой песни, кстати, у меня не было, я о ней услышала в лагере, но не знала даже ее названия. То есть я знала только примерный перевод, и смысл песни меня очень затронул. Уже когда я приехала в Питер, обыскала весь интернет, нашла группу коми-сообщества «ВКонтакте». Я написала туда людям, чтобы они помогли найти ее. Я написала, о чем эта песня, и мне ее прислали. Даже с переводом. Я очень благодарна этим людям. Тогда решила, что финал будет таким, потому что он открытый, и непонятно, что будет происходить в республике дальше.

— Ты еще упоминала, что в подготовке фильма участвовала другой волонтер «Нефтяного патруля» Ирина Батурина, которая тоже приехала в Усинск. Как вы нашли друг друга?

— Она учится на звукорежиссера и занималась звуком. Мы встретились в поезде, оказалось, что мы едем в одном купе. Там и познакомились. «Меня зовут Ира», «Меня тоже Ира». «Я звукорежиссер», «А я режиссер» [смеется]. Подумала, что, кажется, я нашла себе команду. Ира помогала, задавала вопросы, я-то бегала и в качестве оператора, и в качестве режиссера. Потом сложности были во время монтажа звука. Она в Москве, я в Питере. Мы созванивались по скайпу, я объясняла, что мне нужно. Было сложно, но мы справились.

— Как оцениваешь сам фильм? И что тебе сказали в институте?

— Работу я делала весь октябрь, ноябрь, и в декабре мы уже правили какие-то мелочи. Когда я принесла ее на защиту, я ее уже видеть не могла. Сидела и просто смотрела в пол. Экзамен принимал завкафедрой, наш мастер и еще преподаватель, которая нас в жизни не видела. И когда пошли титры, я поворачиваю голову, а завкафедрой говорит: «Ира, дай я тебя сейчас расцелую». И я понимаю, что, кажется, я попала в точку. Потом он стал говорить, что это фестивальная работа. Достойно оценили. Реабилитироваться после прошлой неудачной сессии у меня получилось.

— Как ты сама видишь дальнейшую судьбу этой работы?

— Я изначально не относилась к этой работе только как к курсовой, за которую получу пятерку и буду счастлива. Нет. Изначально у меня была задача сделать фильм качественно, рассказать большому количеству людей о проблеме. Будем подавать работу на различные экологические фестивали. Мне уже сделали перевод всего текста на английский. В ближайшее время будем делать субтитры и продвигать фильм. Может, в силу моего возраста и наивности я верю, что каким-то образом можно изменить ситуацию, сложившуюся там. И когда это увидит большое количество людей, может, появится какая-то позитивная реакция. Чтобы люди не просто задумались, как все там плохо, а чтобы подумали, что с этим делать.

— Вспомни свое первое впечатление, когда вы приехали в поселок Парма и стали убирать нефть? Первые твои мысли: что это и как к этому относиться?

— Мне было, мягко говоря, паршиво. От нее так воняло, и сильно болела голова. И мне было жутко от того, что в этой нефти росли желтые цветы... Это были такие ужасные контрасты, и я не понимала, как это все рядом уживается. И меня поражала земля такого оранжевого цвета, как на Марсе — от технической воды, которая выжигает землю. И я даже потом использовала это. Кадр земли Марса и земли в Коми. Мне было непонятно, как люди там живут. И сами местные жители говорили: «Ну да, это было, но сейчас мы ловим рыбу, едим ее, если от нее не пахнет нефтью, но как-то очень грустно».

— У тебя сформировалось отношение к компаниям, которые добывают нефть? Как ты их называешь?

— Я не подбираю для них какого-то определенного слова. Но я и не буду говорить, что надо перестать добывать нефть. Просто ко всему нужно относиться по-человечески, а не так, что ты эксплуатируешь, и тебе наплевать, что происходит вокруг тебя. И ты хочешь обогатиться и не думаешь, что тут вообще-то люди живут и природа гибнет. Это нечеловеческое отношение. Не знаю, как это четче сформулировать. Я, конечно, была под сильным впечатлением и до сих пор не понимаю, что происходит в голове у этих людей, что они это допускают, а потом пишут в своих газетах, что они спасают экологию.

— Зачем тебе это все? Погружение в историю, экологическое волонтерство?

— Я занимаюсь экологией и, наверно, вхожу в число тех «странных» людей, которые верят, что могут что-то изменить в этом мире. Это некая теория малых дел. Я это могу, и у меня есть свое видение. Вот вижу я это нефтяное озеро, я убрала его и помогла природе. Есть в компаниях корпоративная социальная ответственность. Мне кажется, у каждого должна быть такая внутренняя программа, чтобы когда есть возможность помогать природе — делать это. Мы все-таки на одной планете живем. Свои силы надо тратить на это.