Россия после Путина: пять кругов ада для преемника

Появился огромный класс «государственных бизнесменов», не являющихся собственниками управляемых ими активов, управляющих, однако, этими активами как собственным бизнесом. Представьте, что новый президент России принимает решение уволить Игоря Сечина из «Роснефти» или Сергея Чемезова из «Ростехнологий». Это будет катастрофа для обеих компаний. Не потому, что другие менеджеры менее талантливы. А потому, что государственный бизнес выстроен таким образом, что любой преемник Сечина будет вынужден иметь дело с масштабной сетью партнеров компании, обеспечивающих все этапы бизнес-цепи и ориентированных на Сечина. Постпутинская эпоха неизбежно повлечет за собой передел собственности. Даже самый преданный преемник и последователь нынешнего президента обречен на крупные пертурбации в госсекторе, что неизбежно окажет влияние и на крупный частный бизнес, который будет выстраивать новые коалиции и пожирать проигравших.

 

Второе – любой сменщик Путина будет вынужден иметь дело с политической системой, где разрушены все ключевые институты, такие как политические партии, парламентаризм, гражданский контроль, парламентский контроль и так далее. Нынешний слаженный механизм принятия (точнее, легитимации принимаемых Путиным) решений построен на высоком рейтинге президента, что гарантирует ему лояльность и парламента через партию власти, и губернаторского корпуса. Новый президент может опираться на легитимность, полученную от Путина, как, например, Дмитрий Медведев. Однако если этот вариант окажется недоступен в силу самых разных причин, у такого правителя всего два варианта. Первый – заключение собственного контракта с обществом по путинской модели (что означает либо «усыновление» партии власти при мирной модели смены власти, либо конструирование собственной политической архитектуры из «перебежчиков» в условиях конфликтной или полуконфликтной модели). Второй – заключение контракта с элитами (или частью элиты, которая за счет определенных ресурсных или конъюнктурных возможностей окажется на тот момент решающей силой) и политический инжиниринг в весьма конкурентной политической среде. Но что очень маловероятно или почти исключено, так это что появится второй «Путин», который сумеет консолидировать общество вокруг себя в абсолютной политической автономии от настоящего Путина. А это означает, что любой новый лидер будет обречен на ту или иную степень политической зависимости и от пропутинской элиты (степень ее политической дееспособности будет зависеть от актуальности и силы бренда Путина), и от сформировавшейся политической инфраструктуры, которая при разрушении «Путина» как жизненной силы режима просто рухнет как карточный домик. Политические руины или оглядки на Путина – вот и вся альтернатива будущего преемника. При этом можно не сомневаться, что прекращение или критичное ослабление феномена Путина приведет неизбежно к обретению субъектности и реальной оппозиционности всеми ныне шелковыми парламентскими и непарламентскими партиями из числа системной «оппозиции». 

 

Третье – в наследство сменщику Путина достанется политически кастрированная региональная элита, в которой бездарные и политически слабые лидеры столкнутся с острой конкуренцией со стороны региональных тяжеловесов и крепких хозяйственников. Многие эксперты говорят, что в России политическое поле зачищено. Но оно зачищено применительно к сегодняшней реальности. Представьте, что рейтинг президента 5%. Все «старперы» и повылезавшие из нафталина «политики» тут же примутся за написание политических программ и призывы к «развенчанию культа Путина». 

Региональные режимы при слабом президенте ожидают революционные потрясения, Кремль – проигрыши избирательных кампаний и реинкарнация «красного пояса», который может на этот раз оказаться уже гораздо шире и радикальней. Опьяненный национал-патриотизмом и «социал-консерватизмом» народ будет требовать «путиных» в губернаторы. Это будет именно то самое время, когда нынешняя политика Кремля по присоединению Крыма и наделению восточных регионов Украины особым статусом превратит региональные элиты из носителей вируса сепаратизма в глубоко им пораженных. 

 

Четвертое – путинский наследник получит кризис российской внешней политики. Глубочайшее недоверие между Россией и Западом, значительно деградировавшие торгово-экономические связи между Россией и Европой, в том числе и на газовом рынке, конфронтационные отношения с НАТО, подвергнувшиеся эрозии интеграционные проекты на постсоветском пространстве, глубочайшую рану в отношениях с Украиной, которая из братской страны на десятилетия превратится во враждебное государство, играющее важную роль в деле транзита российского газа европейским потребителям. Наконец, нам придется очень стараться дружить с Китаем, который в один прекрасный момент проснется и начнет собирать дивиденды от своих внешнеполитических и внешнеэкономических инвестиций.  

 

Пятое – Россия без Путина (совсем без Путина) рискует оказаться полуразрушенным государством, где на протяжении длительного времени принятие решений строилось на принципах ручного управления, заменявшего собой государственные и политические институты. Правительство, привыкшее ни за что не отвечать, а только ковыряться в гаджетах, будет вынуждено учиться госуправлению и взятию на себя ответственности за принимаемые решения. Министры, которые поставлены в положение консультантов путинских друзей, должны будут вернуться к своим функциям разработки ключевых программ государственного курса. Парламентарии, натренировавшие свои пальцы и ноги в процессе технического голосования, будут приспосабливаться к практикам политической дискуссии и компромиссов. СКР, приученный охотиться на оппозиционеров, вдруг перестанет получать задания и будет вынужден искать своим сотрудникам более адекватные занятия. Кремлевское телевидение начнет путаться в темниках, поступающих от разных башен, а к журналистам вдруг вернется память о журналистском долге и этике. 

 

Степень разбалансированности будущей России после Путина станет во многом зависеть от ресурсов государства (цены на нефть, газ, металлы и так далее), а также от степени конфликтности смены власти. Реальное обновление элиты грозит революционными потрясениями и острыми социально-экономическими и политическими кризисами. Высокая преемственность, к чему Путин однозначно будет стремиться, способна в определенной степени гарантировать эволюционный процесс политической ротации. И вопрос тут вовсе не в том, чего хочет Путин (он хочет максимально длительного воспроизводства настоящей модели при абсолютной степени преемственности). Вопрос в том, сможет ли он самостоятельно и добровольно обеспечить мирную и бесконфликтную передачу власти, но не местоблюстителю типа Медведева, а настоящему преемнику, которому можно доверить не только страну, но и собственную безопасность. И он очень хорошо понимает цену ошибки, которую Борис Ельцин мог совершить в 1999 году, равно как и последствия собственной слабости, если однажды она начнет диктовать Путину дальнейшие шаги.