7 мгновений недели. Председатель Ассоциации творческих союзов РК Борис Май:

ЕЛЕНА СОЛОВЬЕВА: Здравствуйте, уважаемые читатели и слушатели интернет-журнала "7х7". С вами снова я, Елена Соловьева, снова программа "7 мгновений недели". У нас в гостях председатель "Ассоциации творческих союзов" Борис Май. Здравствуйте, Борис Борисович!

БОРИС МАЙ: Здравствуйте.

Е.СОЛОВЬЕВА: Сначала я вас хочу спросить: вот "Ассоциация творческих союзов" - это очень круто так звучит. а что это вообще такое?

Б.МАЙ: Это объединение нескольких творческих союзов: композиторов, художников, архитекторов, театральных деятелей. писателей. Вот по тем проблемам, по которым мы хотим объединяться.

Е.СОЛОВЬЕВА: По Республике Коми.

Б.МАЙ: Да-да-да, конечно.

Е.СОЛОВЬЕВА: А как и когда она была создана? И почему, какова причина?

Б.МАЙ: А причина - чтобы нам вместе не ходить по одним и тем же вопросам в одни и те же кабинеты, по очереди. Когда у нас схожие проблемы, сочли правильным. когда представляет все творческие союзы ассоциация.

Е.СОЛОВЬЕВА: А приведите пример. Какая, к примеру, у архитекторов и театралов может быть одна и та же проблема? Или не приходилось с таким сталкиваться.

Б.МАЙ: У театралов и архитекторов мне пока не приходилось. Хотя, положим, если по обсуждению проблем архитектурного облика, положим, нашего театра. Хотя, так сказать, я не видел активных протестов от нашей театральной братии по поводу этого. Но все же, так сказать, такое возможно. Но вообще-то тут общая проблема для всех, она одинаковая - это оплата гонораров творческих, заказы, формирование государственного пакета заказов, если они есть. Они просто последнее время появились - вот это то, что мы добились за последние 5-6 лет мы существуем, я так не очень запоминал дату, она мне не нужна.

Е.СОЛОВЬЕВА: Знаете, Борис, Борисович, я этот вопрос все таки для себя его последним записала, то есть он как раз касается финансирования не только вашей ассоциации, а вообще культурных других может быть каких-то объединений. творческих людей, которые как-то связаны с государством. Поэтому, может быть, давайте начнем с такого самого наболевшего последнее время вопроса - архитектурная безвкусица. Вот недавно был круглый стол в Национальной галерее Коми. и вы поддержали позицию Анатолия Неверова о том, что в республике царит архитектурная безвкусица, и самый яркий ее пример - это, наверное. площадка возле "Детского мира". Поясните свою позицию и скажите пожалуйста. а кто в этом виноват? Сразу начнем с одного из проклятых русских вопросов.

Б.МАЙ: Вообще, все это давно идет. Это не родилась с этого сквера так называемого. это все очень давно. Началось с позиции... Это не значит, что там все творческие люди что-то не очень активны либо там кто-то. Все идет как идет. И деньги есть, и люди при власти есть. есть кому решать, есть кому строить, есть кому проектировать. Но вот в какой-то момент в нашем обществе появилось вот такое "Я хочу. Я так хочу!"

Е.СОЛОВЬЕВА: Но это же барство.

Б.МАЙ: Вот. Но это выводы слушатели сами будут делать.

Е.СОЛОВЬЕВА: Но это мой вывод, хочу предупредить слушателей, только мой.

Б.МАЙ: А мой может быть даже еще радикальнее вывод. Вот смотрите: не пил у нас Лигачев - теперь вся страна не будет пить. И что устроили в обществе?

Е.СОЛОВЬЕВА: Это вы говорите... Напомним просто слушателям кто такой Лигачев и когда он не пил.

Б.МАЙ: Секретарь ЦК по идеологии. Это с 86-го года примерно, так сказать, началось. Мы в то время были ошарашены. Сколько безобразий творилось! Но мы думали, что как-то в общем все закончилось. Ну ладно, дурака поваляли, виноградники вырубили, все равно пил, пью и буду пить и ни у кого не буду спрашивать разрешения. Но все равно неймется. Недавно наш премьер-министр страны Медведев, вот он не курит и посмотрел, что никто вообще не должен курить вокруг. И вот "Я так хочу! Я не хочу, чтобы вы курили". Я ему говорю: позвольте... Как его зовут? Дмитрий Анатольевич? Дмитрий Анатольевич! Вот прямо на днях с ним разговаривал. Я говорю: "Дмитрий Анатольевич, это мое дело, я же свое здоровье гроблю, я никого не напрягаю, я плачу за сигареты деньги, и так далее, и так далее". "Да нет, вы понимаете, Борис Борисович, вы не правы, вот я заинтересован, чтобы вы были здоровее, что б вы были интереснее, что б вы были более такой образованный у нас". Я говорю: "Дмитрий Анатольевич, ну может быть я сам разберусь со своим здоровьем, со своим богатым внутренним миром, если он есть, конечно". Он говорит: "Не-не-не, это мы будем разбираться, потому что я так хочу". Это, конечно, шутка-анекдот, который я тут же придумал сейчас. Ну почти. Но это не анекдот - "Я так хочу!" Я как-то говорил не на конференции, а вот на этой встрече, а это не шутка, когда Кузьбожева сказала, а это преподаватель физики, может она прекрасный преподаватель физики, но она министр культуры была в то время. Она говорит: "А мне нравится как играет джаз". Ей сидит специалист экстра-класса, Герцман, гворит: "Это ужасно, это плохо". А она: "А мне нравится". Понимаете, история ворпроса. Тогда от Лигачева я стал напрягаться: нет. что-то здесь не так в обществе происходит. Сквер около детского мира. Мы, специалисты, говорим: безвкусица, это ужасно. У вас нет денег? Ну не стройте. если нет денег. Но если уж появились деньги, тогда спросите нас как это делается. Мы уже не говорим о трех сортах фонарей, о том, что изгороди одна из одной оперы, другая - из другой оперы. Детям хоть где-то играть. А говорит: жителям нравится. "А я так хочу", - опять сказал хороший парнишка из Усть-Цильмы. Ну в Усть-Цильме это было бы очень даже здорово. Дальше. Ваш журнал, вот с кем я сейчас разговариваю, ведь он тоже общественная организация. и вы хотите, конечно же, знать результаты своей деятельности. Вот вам что-то не нравится. Но если это не нравится большей части или большей части просвещенного общества. Но вы в праве рассчитывать. что власть прислушается. Ну хорошо. сколько можно власти долдонить про доску почета сзади Владимира Ильича Ленина бессмертного?

Е.СОЛОВЬЕВА: Там еще глобус Коми республики.

Б.МАЙ: Вы понимаете, но тут-то бесспорно, что ж тут-то власть скажет? Казалось. ну все мы говорим, что это ужасно. Нет, идея-то прекрасна, вообще прославлять не человека успешного, который убил свою бабушку и поэтому стал богатым, а человека труда в республике, который достиг своим трудом, своим образованием, своей честностью, порядочностью, его уважают односельчане или там жители дома и так далее. Нам казалось, что это в принципе надо даже не бояться воспоминания о Третьем Рейхе. Это вообще могла бы быть грандиозная аллея в столице республики, вот мне так казалось. Мы не далее как час назад советовались на эту тему с Михаилом Львовичем. Яговорю: кто мешает эту площадь перед гостиницей "Центральной", ну сделать здесь город, просто прославить этих людей, сделать его частью краеведческого нашего музея, туда водить экскурсии, на живых людях учить добру, честности, порядочности, любви к своей жене, респбулике и так далее. К республике я не очень понимаю, что такое "любить республику". "Любить жену" я понимаю. Ну вот. Нет. Мы же не говорили по содержанию даже. Это мы с вами сейчас разговор о содержании ведем. Мы говорили только о том, то, что скромно касается нашей деятельности творческой. Вот тут мы говорим: это непрофессионально, это плохо. И что же? Несмотря на бурные взрывы интеллигенции снова были выделены 5 миллионов рублей, ну бог с ними, с деньгами, на реставрацию этого чудовища.

Е.СОЛОВЬЕВА: Но оно же столько раз трещало. Как будто кто-то сверху молнией.

Б.МАЙ: А значит за этой доской почета кто-то стоит. Опять стоит отвратительное "я так хочу!"

Е.СОЛОВЬЕВА: А вот скажите, у меня сразу вопрос вытекает из того, что вы говорите, может быть поэтому не выстраивается диалог с властью, вернее, конструктивный диалог чиновников с общественниками, с представителями культуры. потому что они относятся ко всем, это касается не только культуры, уверяю вас, это касается экологических вопросов, еще каких-то других, что относятся как к детям: вы неразумные, вы ничего не понимаете, вы тут не лезьте. мы сами все решим, мы знаем. что вам лучше, мы знаем, что вам лучше не курить.

Б.МАЙ: Вот мы с вами говорим, вот Медведев знает, что мне делать - мне нельзя курить. Вот наш кто-то говорит: а вот доска почета должна быть вот такая. А вот ужасный наш сквер, я не знаю как его назвать, - это что, место экспериментов для нашей власти? Снова сняли весь дерн около музыкального театра и теперь кроют искусственным дерном, вот только сейчас проезжал.

Е.СОЛОВЬЕВА: А как переломить эту ситуацию?

Б.МАЙ: Я вам объясню: сколько бы ни критиковали Неверова, сколько бы ни посмеивались, но мы то знаем - покуда царю-батюшке не напишешь, ничего не будет. Царю! И он и написал куда нужно, он опытный человек. Вот там реагируют точно и сразу реагируют.

Е.СОЛОВЬЕВА: Это ужасная ситуация на мой взгляд.

Б.МАЙ: Да. но это хоть какой-то выход. А вот хотите никакого выхода? А я знаю такую ситуацию - вот при Ельцине хоть жалуйся. хоть не жалуйся, ничего не будет, хоть Ельцину пиши - все равно ничего не будет. А вот сейчас "нравится - не нравится, спи, моя красавица". Если есть человек, который император. царь, король - мне все равно как он называется. я не умираю от названий - мне хочется. чтобы я знал кому. как это Константин Симонов написал, в России жаловаться некому, так я хочу знать, к кому мне сегодня идти. И если сегодня по этому ничтожному поводу о безвкусице и волюнтаризме наших властей Неверов пишет Путину, и результат все же есть, он будет. Другой разговор, наверное, надо вот что сделать: если мы своего добились, общественность, если профессиональные люди - художники, архитекторы - сказали "это ужасно", теперь властные люди должны сказать "мы ошиблись", вот это хороший результат - "ошиблись, извините"...

Е.СОЛОВЬЕВА: И выкорчевать медведей вот этих?

Б.МАЙ: Совершенно верно! Бульдозер, убирается. И покуда не решили, что будет... А теперь дальше: все убытки за счет того, кто принял это решение. Да-да-да-да, именно так. Вот как только руководители разных, все равно каких, мэр ли города, Ванюша, либо Петруша откуда-нибудь еще, как только ты неверное принял решение, и решение все в нарушение процедуры, которая должна быть, ты должен заплатить из своего кармана.

Е.СОЛОВЬЕВА: Я вам скажу, какие последствия это повлечет: дело в том, что будет очень тяжело потом с принятием решений. То есть будут стоять места какие-то запустевшие, где ничего не будут строить, не будут реконструировать какие-то дома, какие-то скверы, еще что-то, потому что все будут бояться принять решение. Это очень... Это то, что затормозит процесс. Они говорят: ну, ребята. мы же просто хотим процесс, чтобы он шел.

Б.МАЙ: Так а кто же возражает против процесса? Понимаете, мы, творческие союзы. добились вот этих выделений денег для осуществления государственных заказов, у нас сейчас впервые нет претензий к власти, у нас есть претензия к себе сейчас. Нам деньги-то дали, а как мы ими распоряжаемся? Но чтобы дать нам даже деньги, казалось бы, очевидные совершенно вещи: у нас семь композиторов, тридцать профессиональных художников, почти пятьдесят писателей, поэтов и так далее. Это профессиональные люди все, профессиональные сообщества, архитекторы, правда, архитекторы сейчас, говорят, уезжают очень сильно отсюда. Ну ладно. Они готовы работать, профессионально работать. И за это осуществляется государственное... Дается задание, союзу художников, государственное задание - сделать вот эту, хотя она, как говорится, ни пить, ни есть не просила, площадь перед сквером, перед детским миром, что-то я не слышал, чтобы там что-то уж грандиозное свершалось. И они бы сделали это все. Но чтобы этого добиться, я сейчас возвращаюсь к теме государственных заказов, нам с Герцманом пришлось несколько лет как на работу ходить в кабинет к Чернову, как на работу ходили. На одну и ту же тему. И наконец Алексей Леонидович, я не знаю как это там все, я не присутствовал при этом, наконец дали деньги.

Е.СОЛОВЬЕВА: Допекли вы его.

Б.МАЙ: Допекли! Но ведь это же можно было сделать быстрее, сделать как Неверов - быстрее и результативнее. Москва, Кремль, Путину - все! И все решается. Может вам будет интересно: я впервые в жизни написал в Кремль. Да. один раз было такое, я вообще никому не пишу в жизни не написал ни на кого, ни одной...

Е.СОЛОВЬЕВА: Мой дедушка писал пачками.

Б.МАЙ: А вот я написал в Кремль. И вот по поводу чего: меня в прошлом году совершенно возмутило, если вообще интересно, возмутило, что в Кремль наши известные люди приходят... Ну как будто за семечками шел в магазин и по пути зашел в Кремль получить награду: непричесанные, расхристанные, в мятых рубашках. А когда Гафт пришел в клетчатой рубашке и вообще без "пенжака", я ахнул. Думаю: елки, что ж мы творим-то? что они творят? Кремль превратился в проходной двор. Вручение наград - это вообще имеет колоссальное воспитательное значение для окружающих: как, кто, с каким достоинством, с каким уважением к этой награде. И я написал два предложения. Мне через два часа ответили. Ответил начальник управления, Григорян его фамилия.

Е.СОЛОВЬЕВА: Известная фамилия.

Б.МАЙ: Известная! Но не Володя, а вот такой вот Григорян, что "мы получили". И к моему полному удовлетворению гражданскому больше такого не допускалось.

Е.СОЛОВЬЕВА: И Гафту не разрешили!

Б.МАЙ: Я больше Гафта не видел в награжденных.

Е.СОЛОВЬЕВА: Его вообще не пустили?

Б.МАЙ: Ну я не знаю. Но я видел с тех пор прилично одетых людей. Оказывается, почему я об этом рассказал, оказывается, все решает царь. Ну и пускай так, если он решает, значит это нужно делать быстрее. Если наши власти не решают вопрос с нашими дворами, с нашими железными гаражами, которые весь город опоясали, с нашими стоянками машин, с нашими бесконечными магазинами, пишите "Москва, Кремль, Путину", будет результат точно.

Е.СОЛОВЬЕВА: Будет Путин завален письмами.

Б.МАЙ: Да не надо его жалеть, у него хорошие ребята работают, которые за него будут работать.

Е.СОЛОВЬЕВА: Так, хорошо, отлично, завалим письмами хороших ребят, письмами счастья. Вот стоит ли писать по поводу того, что недавно из национальной галереи. Помните, там недавно открывалась выставка молодежная "Свое пространство" и убрали инсталляцию "Свой-Чужой", которая представляла собой такой пограничный столб. и там были две разнонаправленные, противоположно направленные стрелки, одна стилизованная под украинский, другая под российский флаг, и там было написано, соответственно, по-украински и по-русски "Крым". как вы относитесь к тому, что ее вдруг убрали. Директор Ольга Талянина ссылалась на отрицательные отзывы посетителей, а автор заявил. что просто призывал людей высказаться на эту тему. к спокойному диалогу.

Б.МАЙ: Я не знаю почему она там появилась, с какой стати, в художественном музее... Никакого отношения, это даже не уличный театр, не уличный балаган. Это художественный академический музей, в котором не место для проявления своей гражданской позиции. Это ведь перепутали ребята божий дар с яичницей.

Е.СОЛОВЬЕВА: Но постойте. То, что мы сейчас считаем классикой — передвижников или Некрасова, это же было сплошное проявление гражданской позиции. Вы помните — картина «Тройка»? Сейчас несколько другие подходы — инсталляции, это называется «актуальное искусство», и та же «Тройка» выставлялась, и кстати, тоже ругали тогда.

Б.МАЙ: Какое вообще отношение нынешняя инсталляция имеет к искусству? Никакого. Вот ни-ка-ко-го. Если это творчество масс, согласен. Массы вообще должны творить. Это самое лучшее, что человек может в своей жизни — заниматься творчеством. Но если он железную консервную банку объявляет мирозданием, хорошо. Это лучше, чем он сидит на игле и употребляет героин. В Конце концов это лучше. Но художественный музей...вы понимаете, мы на эту тему с министром очень много разговаривали. Это представление государства, общества о...а, вот так: это художественная позиция государства о том, что с точки зрения государства вот так. Вам кому-то не нравится такое представление. И слава богу, что сейчас такие времена. Открывайте свой частный музей и делайте там ну что-о хотите. Но там не будет написано слово «государство», то есть мы не будем отвечать за это.

Е.СОЛОВЬЕВА: Позвольте с вами не согласиться. Я считаю, что в том числе заведения культуры существуют не на деньги государства, а на мои и на ваши налоги.

Б.МАЙ: А мы и есть государство.

Е.СОЛОВЬЕВА: Но я, например, не против инсталляции. Раз уж ее поставили, то зачем уж ее убирать. И к ней, кстати, привлекли массу внимания, к этой инсталляции...

Б.МАЙ: Очень плохо! Если сейчас снять штаны и делать испражнения на площади Стефановской, к вам точно будет привлечено внимание. Вот я убежден, но это ли нам с вами внимание нужно? Поэтому государство говорит, быть может здорово то, что вы делаете, но это не место для...я вообще последние несколько лет наблюдаю, у нас беда с художественными музеями, просто беда.

Е.СОЛОВЬЕВА: Вы понимаете, я почему цепляюсь. Я не совсем могу понять, что же такого ужасного в этой инсталляции.

Б.МАЙ: Во-первых, это бестактно.

Е.СОЛОВЬЕВА: По отношению к кому?

Б.МАЙ: Бестактно по отношению к той трагедии, которая происходит на Украине.

Е.СОЛОВЬЕВА: Но это уж не Украина, подождите...

Б.МАЙ: В то время это была еще Украина. И в то время это было больно.

Е.СОЛОВЬЕВА: Постойте, это не так давно было.

Б.МАЙ: Ну как недавно, уж месяца полтора-два назад точно. Никакого отношения это, собственно, к тому учреждению, в которое мы пришли, оно не имеет. Это политическая акция с целью привлечь внимание - «вот так вот я увидел этот конфликт». Ну...вот увидел и увидел.

Е.СОЛОВЬЕВА: Есть конфликт. На него нужно закрыть глаза? Иногда когда больно, легче высказаться.

Б.МАЙ: Пиши, романы пиши на здоровье, возмущайся. Это жанр, который позволяет себя выражать таким образом. Вот я не понимаю жанр. У нас Театр оперы и балета. Как вы отнесетесь к тому, что там будет идти, например, мюзикл, оперетта.

Е.СОЛОВЬЕВА: А разве не идут? Там же идут мюзиклы.

Б.МАЙ: Конечно нет. Театр называется «оперы и балета». Это его жанровое, если хотите, определение государством. Когда государство скажет, сегодня у нас в республике есть национальный музыкально-драматический театр и драматический театр имени Виктора Савина, на котором говорят актеры и на русском, и на коми языке. Это что, позиция государства? Хорошо. А у нас в Сыктывкаре живет треть населения всей республики. В театры ходит примерно 7 процентов. Это средняя европейская цена вопроса. От 5 до 10 процентов, в принципе, больше никто и не ходит. Вправе ли русские зрители потребовать русский театр? Да. Вы сейчас скажете, что это вопрос не политический. А как повернуть. Татары скажут — нужен татарский театр, украинцы украинский и так далее. Что делать? Вы скажете: вот идите в верховную власть, они пускай решают и разбираются. Так и здесь по этому вопросу (я, может, ветку такую в сторону)...я не против! Это нормально. Но я совершенно не понимаю, почему в нашем художественном музее должны выставляться детские работы детских художественных школ. С какой стати? У нас полно площадок, где можно и нужно выставлять детей. А художественный музей — это консервативная площадка, где государство говорит, что это есть проверенный веками вкус. И государство говорит: вот мы за это отвечаем. Вот за остальное мы не отвечаем, это ваше дело, у нас свобода в конце концов. Открывайте собственные театры, вытворяйте, что хотите, Офелию на красном рояле...это ваше дело. Но мы считаем, что «Король лир» будет вот так поставлен. Это наша точка зрения, и мы за это заплатили актерам, режиссерам, содержим этот театр. Кто-то сказал насчет демократии: самое главное, когда право меньшинство. Какая-то такая мысль одного французского философа. Ну да, это наше прекрасное будущее. Но реальное настоящее в мире все равно большинство. Большинство сказало: мы не хотим и этого не нужно делать. Прав — не прав...спи моя красавица.

Е.СОЛОВЬЕВА: Хорошо, по этому вопросу мне ваша позиция понятна. По этому поводу можно спорить долго, но у нас нет столько времени. Хочу сказать, что после вашего замечания о красном рояле как минимум куча комментариев Александра Федоровича Щиголева нам обеспечена. Перейдем к вопросу, которого мы уже чуть-чуть коснулись, это Украина и Россия. Сейчас наконец-то, как мне кажется, начали звучать какие-то позитивные ноты. Активно ведутся переговоры о перемирии между Киевом и Донецкой и Луганской республиками. Еще неделю назад введение российских войск на Украину казалось неизбежным. Вот Путин заявил, что против этого разрешения вводить российские войска на территорию Украины. Как вы оцениваете эту позицию? Как вы оцениваете позицию киевской власти по отношению к бунтующим регионам и какова роль России сейчас?

Б.МАЙ: Никакой симпатии к Украине у меня не было никогда, с детства. Хотя у меня там родители похоронены, сестра живет. Вот что-то в них есть такое, что-то такое неуловимое. Сколько раз к родителям приезжал, они живы еще были. Мама моя человек такой остроумный, наблюдательный, преподаватель русского языка и литературы, такая вся женщина нервная. Она говорит: от ты понимаешь, я все понимаю, но когда у них заканчивается любая фраза - «а шо мне с этого будет».

Е.СОЛОВЬЕВА: Вы сейчас рознь национальную разжигаете.

Б.МАЙ: Вы меня же пригласили! А если вы пригласите какое-то сообщество...а если вы меня пригласили, я и говорю о себе. Мне этот не нравится народец. И мне не нравится, что там происходит. А происходит болезненно, плохо, ужасно, но это неизбежно было всегда. Я учился с очень талантливыми ребятами в Москве, у самых лучших преподавателей страны. Нам были свободные допуски в консерваторию в любой театр, бесплатно, суворовцы, все это была гордость страны. Самое лучшее питание, пайки, кроме коньяка все было кремлевское у нас.

Е.СОЛОВЬЕВА: А коньяк армянский...

Б.МАЙ: Ну это генералы получали. То есть 200 человек, лучших детей страны, смогла учить страна. И мы должны быть благодарны этой стране. Открываю интернет. Мама родная. Что на странице у Эдика Ольховского! Москали, москали, убирайтесь все отсюда. Это ему то жаловаться на москалей. Этот трудный, тяжелый путь, который сейчас происходит на Украине, закончится года через два.

Е.СОЛОВЬЕВА: Чем?

Б.МАЙ: Разделением страны. Никакого доверия к Порошенко там каким-то, девушка с косой эта страшная...

Е.СОЛОВЬЕВА: Девушка с косой, напомню, это которая заключила тот самый газовый контракт...

Б.МАЙ: Конечно, конечно! Там такие стервецы, и с нашей стороны стервецы. Тут нет такого, что они стервецы. А мы в шоколаде. Понимаете, сама ситуация с Украиной, она могла русским людям, нашей стране, после 23 лет позора во всем мире, который к нам относили...и люди себя чувствуют здесь ...я знаю очень многих людей, я не задумывался о политике никогда. Из меня эта ситуация сделала патриота. Меня патриота? Да мне в голову вообще не приходило размышлять на эту тему. Вдруг народ объединился вокруг нашего императора! Царя...императора, а мне все равно, как это называется. Даже люди, которые никогда не гордились своей страной вдруг стали гордиться ею, это очень даже хорошо.

Е.СОЛОВЬЕВА: Мы как раз перешли к теме изменения общественного мнения. До Олимпиады, до Крыма, у Путина были рекордно низкие рейтинги. Сейчас они очень высокие. Конечно, это еще не достигает рейтингов Буша младшего, когда были эти башни-близнецы и он отправился воевать в Ирак. Вот скажите, что влияет на повышение популярности? Действительно ли влияет агрессия. Показ собственной силы или, может быть, влияют СМИ?

Б.МАЙ: СМИ влияют, влияет моя жена, предположим, влияет плохая погода. Все влияет! И ничего не влияет. Вот в семье: нравится сильный папа. У меня папа такой вот, выходит пацан на улицу: сейчас папуля придет, тебе морду набьет. И мне нравится в семье сильный отец, в городе сильный мэр, в республике губернатор, как у нас был Юрий Алексеевич Спиридонов, сказал и сделал. И стране — император. Этот так называемый мировой порядок после мировой войны рухнул. Больше нет мирового порядка. Нет той договоренности между странами, которая произошла после нюрнбергского процесса. Наступил другой, ужасный порядок. Наступило право сильного. Мораль кончилась общественная. И вот сейчас из себя разыгрывать пижонов, вольтерьянцев, компанелл, это хиппи. И томасов моров. Это все оказалось химерой. Надо разбираться нам в мире и жить по правилам мира. А не по своим собственным, пускай гуманистическим, очень высоким. Вот Дэн Сяопин остановили журналюги...журналисты, простите: ой, что же нам делать, а вдруг вы на нашу страну наброситесь. И так далее и так далее. С очаровательной восточной улыбкой. Ну это же люди, это не америкосы, это восток уважаемый. А вы будьте сильными и вам бояться нечего, сказал Дэн Сяопин и пошел своей ласкающей походкой. И вся история. Если бы у нас коммунисты, это наше проклятое прошлое, спасибо им, не оставили нам ядерной бомбы в наследство, вообще с нами никто не разговаривал бы. Ни-кто. Страх, что мы один раз можем уничтожить — это очень сильный аргумент.

Е.СОЛОВЬЕВА: Вы говорите о том, что это общемировая тенденция — ориентироваться на силу, что точно так же делают все остальные, та же Америка, тот же Китай. В то же время у нас есть новая концепция культурная, которая говорит, что Россия это не Европа. Это звучит, как украинский антилозунг, когда они говорили «Украина це Европа», у нас наоборот. Вот это документ, который будет работать или это какой-то «симулякр»?

Б.МАЙ: Вообще к этому не надо относиться свято, я убежден. Вообще мне нравится современна тенденция — поразительная легкость принятия документов. У нас очень легко принимают документ и так же легко их отменяют. Не успел человек — обычный обыватель — подстроиться, раз — все отменяют. Точно так же и государство. Поэтому относиться серьезно вообще к любым документам, которые говорят о братстве, равенстве, счастье и так далее и лозунги французской революции...вообще не верить.

Е.СОЛОВЬЕВА: Мы сейчас о Конституции говорим.

Б.МАЙ: Правильно, от самого главного, от большого к частному. Сегодня Путин скажет отменить, кстати было достаточно смешно, когда он сказал отменить просьбу о неприменении вооруженных сил...Тавтология...С чего это он просит? Ну не применяй силы, что ж ты просишь. Ну это ладно. Звонят сейчас ребята из Москвы и говорят: ну чего это он прогибается, Путин, так же ж нельзя. Я говорю: что вы, ребята, вообще живете измерениями детского сада?! Вот он сейчас сказал — передумал. Через два часа Совет Федерации соберется и проголосует. Он решает. Он и есть закон. Вот как Луи говорил во Франции: «Я и есть закон». Вы знаете ужасно. Так жить невозможно. Но лучше так, чем вообще никак.

Е.СОЛВЬЕВА: Белковский, например, высказывал предположение, что Путин сошел с ума, когда была история с Крымом. А если вдруг он сойдет с ума?

Б.МАЙ: До сумасшедшего еще далеко, но до судьбы Белковского очень близко, потому что он попросил гражданство на Украине. А это уже близко. И тогда становятся понятными все слова Белковского, все, что он до этого говорил. И теперь в заключении — это.

Е.СОЛОВЬЕВА: Он говорил это до того, как попросил гражданство. Или он с намерением?

Б.МАЙ: Три дня назад было публично выставлено его интервью Вы читали его? Совершенно открыто он сказал: «Пока Порошенко мне не дал». А чего это он в лихолетье такое... Люди с Украины бегут, а ему захотелось туда. Вообще это все вызывает подозрение в какой-то нечестности. Во всяком случае сегодня честно себя ведет с народом именно Путин. Какая это честность — это другой разговор. Но эта честность честнее, чем другие.

Е.СОЛОВЬЕВА: По поводу честности. У меня возникает сомнение не в его честности или нечестности. У меня путаница в том плане, что сейчас у нас с одной стороны отменяют мультикультурализм, ориентируясь только на русскую культуры, а с другой стороны это несовместимо с понятием империи. Если мы стремимся к империи, к присоединению, к расширению, у нас не должно быть ничего национального. Мы должны принимать всех: все вероисповедания, все культуры, все национальности. Если мы стремимся обрусевать, говорить, что Россия — это не Европа и у нас есть свой конкретный русский мир, как это вяжется.

Б.МАЙ: Об этом сейчас немногие говорят. Вся мультикультурная идея рухнула. В Европе это никому не понятно. Конечно, 40-50 интеллектуалов говорили, как бы нам вот тут бетховенскую оду «К радости» взять и сделать...

Е.СОЛОВЬЕВА: Журналист Сергей Пархоменко отмечает, что министр культуры Мединский «развеял» «миф» о том, что в России были расстреляны миллионы людей, которых превращали в лагерную пыль по политическим мотивам. Мы знаем — и Михаил Борисович Рогачев тому свидетель — это не так. Только через Коми прошел миллион заключенных. Потому что министерство культуры отказалось от федеральной целевой программы по увековечиванию памяти жертв репрессий. Чем это для нас чревато?

Б.МАЙ: А не надо спешить.

Е.СОЛОВЬЕВА: А может это плохо — забывать свое?

Б.МАЙ: Во-первых, никто ничего не забудет.

Е.СОЛОВЬЕВА: Даже несмотря на все заявления Мединского?

Б.МАЙ: Бесполезно. Смотрите, мой дед директор школы Пономарев в 1937 году погиб по 58 статье, пункт 10. Я что, это забуду? Я своему сыну рассказал, дочери. Они это не забудут. Но я политически понимаю Мединского. Он тактически прав. Еще не то время, нужно много лет. Смотрите простой пример. Я тут неудачно сватался несколько лет назад. И будущая моя теща. Скажем так, она простая рабочая, 40 лет простояла у токарного станка, пионеркой была и прочее. И она, обращаясь ко мне, после того, как невеста пыталась меня в лучшем виде подать, говорит: «Борь, расскажи о себе. Я ведь о тебе ничего не знаю». Спасибо, когда тобой интересуются, это приятно всегда. Я чего-то там излагаю: вот это папа, вот это мама, а вот мой дед на 10 лет был осужден по 58 статье. Она: «А за что?». Я говорю, что статью вы не знаете. А за то, что в его доме рассказали анекдот о Калинине. Он был в это время на работе, а дома такие были: коридор общий и комнаты. Собрались девки на кухне, и кто-то рассказал о Калинине анекдот. И этого было достаточно, чтобы деда упекли. К чему я все это рассказываю? Я не о себе, а о народе. В итоге сватовство у нас не состоялось, но эта женщина жива.

Е.СОЛОВЬЕВА: Сватовство не состоялось, но она жива — очень интересная логическая цепочка.

Б.МАЙ: Не состоялось. Она: «Так может и правильно его осудили?» О! Опа! Народ еще... Чувства справедливости массовое или осуждения — его еще нет. И будет это до конца, может быть, с моими внуками. Может быть мои внуки, отсеяв шелуху обид... Вот у меня есть обида, я поэтому не справедлив, необъективен, как внук, я нахожусь в бешенстве. Но я знаю все подробности, как мой дед в вагоне заталкивал в щели записки от заключенных, когда проезжали станцию, выбрасывали их вниз. А там бабы собирались там на платформах, подбирали их после проходящего состава, и рассылали их по... Я знаю своих родителей, которые до 68-го года ходили в военкомат, добивались реабилитации, потому что это мешало им: отец не мог быть директором завода из-за этого, мама — директором школы. То есть, проблемы семьи. Но я сейчас не прав. Говорят, ты в гневе, ты не прав. Я не прав, потому что у меня гнева много.

Е.СОЛОВЬЕВА: Так может и правильно, что с нами, как с неразумными детьми.

Б.МАЙ: Надо, кажется, подождать. Вот в воскресенье был последний документальный фильм об этом времени, сталинизме итак далее. Пускай, это первая попытка, но она понравилась. Понравилась своей попыткой разобраться. Мединский у нас любит писать на исторические темы. У нас такой творческий министр.

Е.СОЛОВЬЕВА: Да, у нас много таких людей, которые любят писать на исторические темы.

Б.МАЙ: Вот-вот. Историю пишут победители, поэтому все так хорошо получается. Я ж победил, поэтому я напишу все, что захочу.

Е.СОЛОВЬЕВА: Поэтому я больше доверяю археологам. Несколько лет назад вы написали в нашем интернет-журнале пост, в котором высказались так: «Государство всегда проявляет чудеса изобретательности, отстраняясь от участия в духовной жизни общества и сокращает до предела расходы на, может быть, самую главную из своих обязанностей - Охрану духовного здоровья населения». Вы написали это четыре года назад. Изменилась ли эта ситуация и как?

Б.МАЙ: Изменилась. Вернее, изменяется, так точнее будет. Очухались. Как грязные поросята стали чухать себя. «Ребята-ребята, мы что натворили?» Мы стали утверждать в обществе духовный вектор успешного человека. И что мы получили? Воевать не хотят. У нас сейчас кто самые большие патриоты — мужчины или женщины? Женщины. Что творится в интернетах, какой взрыв возмущения по поводу Украины, сколько злобы и ненависти к хохлам именно у женщин. Кто переживает по поводу армии, кто восславляет Путина — женщины. Почитайте ЖЖ — там море женщин. Откуда в женщинах такое море патриотизма?

Е.СОЛОВЬЕВА: У них мужиков нет, а тут Путин такой красивый.

Б.МАЙ: Может быть и так. Но тут беда. Мы думали, что мы все решим созданием конкурентной среды, успешных людей, забывая о том, кто ты. Ты должен быть добрым, порядочным человеком. А вот все остальное — бог с ним. Как получится. Жизнь многообразнее наших телодвижений. Во-первых Путин других мнений, он поддерживает эту точку зрения. Но он не мог сразу говорить. 2002 год, 2000-й год... Но он такой чекист. Во всяком случае, когда он пришел к власти — и Горбачев об этом рассказывал — он прежде утром читает «объективку». Это все, что произошло в стране, подготовленное ФСБ. Та реальная ситуация, которая есть в мире и стране. Даже анекдот, если он удачный и отражает точку зрения.

Е.СОЛОВЬЕВА: Подождите, это ведь так себе представляем. Как оно происходит на самом деле, мы же не знаем.

Б.МАЙ: Как на самом деле происходит — может и не так. Но то, что он каждое утро знает ситуацию не так, как в СМИ ее.. Полно агентуры, полно других источников. Что такое ФСБ? Что, там шпионы одни сидят? Со мной два человека учились, они в ГРУ работали. Они говорят, что это совершенно другая работа: сидеть, читать, заниматься анализом. Вот, что такое ГРУ.

Е.СОЛОВЬЕВА: Анализировать ситуацию.

Б.МАЙ: Причем за ее качество ты должен отвечать. Это точно вот так, а не иначе.

Е.СОЛОВЬЕВА: Проанализировав ситуацию, он решил о духовности.

Б.МАЙ: Да, потому что оказались важнее мотивы, которые движут солдата, чем то, как он вооружен. Это важнее. Ведь американские солдаты с нами никогда в отркытомтбоюсне сходились с рукксими. Такого в истории не былою. Но специалисты утверждают — есть журнал «Военное обозрения», очень серьезные люди пишут — что солдаты они никудышные. И это нас бодрит. Почему? Духа у них мало. У них нет того духа, который есть у наших ребят. Почему украинские ребята, ополченца проигрывают. Они потом научатся, будут выигрывать. Но пока проигрывают, духа нет.

Е.СОЛОВЬЕВА: У нас дух есть, но мужики умирают. Но посмотреть статистику. Американцы гораздо лучше плодятся.

Б.МАЙ: Ну не знаю. У них в прошлом году сокращение рождаемости на 0,27%. Чего-то не очень. Если в мире произошел крах института брака, - это факт - то это все. Дальше не будут рождаться.

Е.СОЛОВЬЕВА: Это отдельная большая тема. Давайте закончим о культуре. Государство наконец-то решило обратить свое внимание на культуру. Должен ли художник, человек культуры полностью выполнять государственный заказ или он может быть свободным?

Б.МАЙ: Это его дело. Вот мы — Ассоциация. Для нас государство точно такой же партнер, как и вес остальные. Частник, организация государство заказывают у автора. Ты можешь не брать этот заказ. А можешь взять. Это дело твое.

Е.СОЛОВЬЕВА: Но если у тебя нет денег, то никуда не денешься, возьмешь.

Б.МАЙ: Ну и что. Бери. Полно художников, композиторов, писателей, которые работали на заказ. Я часто слышу в кабинетах: «Нам же нужно вдохновение». Ребята, что вы несете. Это профессионалы. Ему что гимн Советского Союза написать, что гимн Франции. Какая разница. Дайте заказ, и он напишет. Брать или не брать — это вы теперь будете решать. Вы политик, заказчик. Но вы мне композитору, художнику, писателю заказали картину, роман или прочее, то я отвечаю, что это будет профессионально. Ни один профи не скажет, что так нельзя. Талантливо или не талантливо, это уже решаете вы, покупатели. Это уже ваше дело. И требовать от нас, от творческих людней высокой духовности. Вы чего-то, ребята, путаете про нас. Сейчас объясню. Вы пришли в магазин, и вы не хотите паленую водку. Водка яд? Яд! Вы сами решаете, но вы хотите купить непаленую водку. А вот непаленую водку мы вам обеспечиваем, образно говоря, конечно. Вы вам говорим, что эта картина точно профессиональная. Она может вам не нравиться, но она профессионально сделана. Мы вам написали оперу или балет. Это дело вкуса, вы можете не ходить на него. Поэтому и существует много композиторов, и каждый находит своего композитора. Мы за профессиональный подход только потому, что мы гарантируем, что это будет профессионально. Что хлеб, который вы купили за 30 рублей, нарезной батон, точно сделан из пшеничной муки. И никаких... А если вы купили сливочное масло, то там ни грамма пальмового масла не будет. Я профи, я вам гарантирую. Вот в чем замысел. Это если на пальцах показать, что такое профессиональные союзы. Что такое гениальное произведение? Да кто его знает. Это вообще может не появится никогда, в может и появиться. Я считаю, что у меня картина есть, которую я боготворю. А кого-то это вообще не трогает. Вот Краской «Христос в пустыне» - это моя картина. Но я знаю полно умных и образованных людей, которых это не волнует. И это не значит, что это не интересные люди. А кто-то приходит на перфоманс, а это ужасно. Мы вам говорим, что это ужасно. Делать это нельзя. Это непрофессионально. В Москве же какой-то завод пустой сделали...

Е.СОЛОВЬЕВА: «Винзавод»?

Б.МАЙ: Да. И там черти что делается. Приходят сумасшедшие дамы, у которых вена вздулась на лбу, которая говорит: «Вы даже не понимаете, как это глубоко. Это так глубоко!». Да что ты говоришь. Это очень глубоко. Всю свою юность я провел, нюхая седые, прополощенные уксусной водой. Это в театре. Это вот эти «боже мой», которые впереди меня все время сидели, которым я всегда должен бы уткнуться в их головы. И вот это называется «люди около театра», около искусства, около литературы. И они не пускают...

Е.СОЛОВЬЕВА: Элитарность.

Б.МАЙ: Они считают, что они элита. Они-то как раз ни черта не соображают в этом.

Е.СОЛОВЬЕВА: Я думаю, что разбираться в этом мы будем долго и уже не здесь. Борис Борисович, спасибо...

Б.МАЙ: Только в тюрьме разбираться...

Е.СОЛОВЬЕВА: В тюрьме разбираться, я надеюсь, не будет никто. Хотя говорят, не зарекайся. Спасибо вам большое, что вы так подробно высказались.