Главный редактор молодежной газеты "Твоя параллель", блогер и гражданский активист ответил на вопросы корреспондента «7x7». Он рассказал, почему не служит в армии, почему, придерживаясь вегетарианских взглядов, ест мясо и сколько готов отсидеть за "хорошее дело".
— Павел, расскажи немного о себе. Ты в Сыктывкаре родился?
— Я коренной сыктывкарец. Моя семья приехала из Смоленской области сразу после войны на открывшийся тогда ЛДК. Родился и вырос в Лесозаводе. Половина моих родственников уехала в Германию. Был период, когда я жил в Америке полгода и год в Москве, последние три года я жил и в Москве, и здесь, но выглядит так, как будто был все время в Сыктывкаре.
— Чем в Москве занимаешься?
— Здесь я работаю, там — отдыхаю.
— Где учился?
— Я учился в лесозаводской 33 школе, потом в 38, когда мы переехали в центр. С 7 класса я учился в Лицее народной дипломатии, потом какое-то время семья жила в Москве и я учился там в простой среднеобразовательной школе. В Москве было скучно, потому что я мало кого знал, поэтому я стал налегать на учебу и закончил экстерном 10-11 классы. Вернулся в Сыктывкар, тут я без особых проблем поступил в СыкгГУ на факультет политологии. К третьему курсу пришло осознание того, что это не очень хорошее образование и просто ушел оттуда... Хотя я учился хорошо, получал стипендию. Но ушел и ни разу еще не пожалел об этом.
— Почему посчитал, что в нашем университете дают "не очень хорошее" образование?
— Я посмотрел, кто у нас будет преподавать, лекции самых интересных преподавателей уже прошли. СыктГУ — это место, где одни люди делают вид, что они учат, другие — что они учатся. Это было очень глупо и превращалось в "зубрежку", отсиживание пар и нервы на экзаменах. И все.
— Высшее образование ты получать собираешься?
— Пока нет необходимости. Я постоянно занимаюсь самообразованием. Некоторое время назад прочитал всего Кропоткина, потом искал толковые книги о Махно, это оказалось сделать сложнее. Сейчас у меня на столе лежат Сартр, Кафка и Маркиз де Сад. Разумеется многие вещи познаются только в ходе твоей собственной жизни. Никакая книжка тут не поможет. Диплом СыктГУ мне не нужен точно, ну на какую хорошую работу я могу с ним пойти? Тратить на это время у меня пока нет необходимости. Если надо будет, доучусь. Достойного вуза в нашей стране нет, для другой страны я пока не созрел.
— Родители у тебя кем работают?
— Мама - педагог. Отец живет в Москве, открыл там свое дело. Он из рабочих.
— Как получилось, что ты стал публичным человеком и хотел ли ты этого?
— Изначально не хотел. Я был простым школьником и уровень интересов был школьным. До того момента, когда начали сажать Ходорковского. Тогда я начал этим интересоваться, сходил купил журналов и газет, сел разбираться. В 2005-ом пошел впервые на пикет в Москве в поддержку Ходорковского. Ходил я туда неделю, было очень интересно, познакомился с разными людьми, узнал, как это все действует, как пригоняют милицию, которой в четыре раза больше, чем простых людей, посмотрел, как рядом долбят асфальт, чтобы мешать проводить пикет, как приходит массовка с Мосфильма, которая через дорогу проводит свой пикет — против Ходорковского.
— С кем успел познакомиться?
— Познакомился с Натальей Морарь, журналисткой, которую потом депортировали в Молдавию, Машей Гайдар, которая потом была замсоветника Белых, общался с различными активистами, которых сейчас встречаю периодически на фотографиях, где их ведут в автозаки. А тогда нас было человек 30-40, которые стояли там каждый день. Потом стал ходить на различные публичные акции, познакомился с Шендеровичем. От общения с этими людьми получал большое удовольствие.
— Потом ты вернулся в Сыктывкар...
— Когда я приехал в Сыктывкар, увидел, что здесь ребята занимались экологией и только-только начинали заниматься антифашизмом. Я тоже начал замазывать свастики. Антифашизм — это такая вещь, не очень публичная из-за своей специфики. Никто не хочет быть убитым, так ведь? Но так вышло, что нас потихоньку начали спрашивать, чем мы занимаемся, мы рассказывали журналистам про наши антифашистские акции, стали заниматься проектами с "Мемориалом". Потом был большой московский проект по вопросам взаимоотношений молодежи и милиции, длился он 1,5 года.
— Для чего тебе это было?
— Ну уж точно не для публичности. Есть состояние общества, в котором нормой является несправедливость. Это его нормальное состояние. Для того, чтобы была справедливость, нужно приложить какие-то усилия. Нас в букварях учили, что мир справедливый, иногда появляется злодей, но потом он проигрывает и все рады. На самом деле все оказывается не так. Мир несправедлив, и чтобы все было хорошо, должны появиться ребята, которые бы этим занялись и постоянно прилагали к этому усилия. Что могу, то делаю...
— Откуда взялся ник Onchoys?
— Это еще из отрочества. Иногда мы ходили с одноклассниками играть в компьютерный клуб, нужен был никнейм. Ему уже лет 10, выходит. Раньше он был с кучей запятых и закорючек, теперь просто onchoys. Я в курсе, что анчоус — пишется через А, но в этой аббревиатуре "ON" выглядело круто. Как мало тогда было нужно, чтобы казаться себе крутым. Рыбу я люблю, но ник с этим никак не связан.
— Последние новости в прессе, связанные с тобой, что ты все-таки проиграл суд военкомату. Будешь обжаловать решение?
— На самом деле в этом процессе смысла не очень много. Он является побочным процессом в рамках уголовного дела в отношении меня, которое сейчас расследуется. В приципе, я мог бы ни на кого ничего не подавать, но мне было важно, чтобы здесь соблюдалась процедура, а следователь соблюдал закон. Решение я буду обжаловать, потому что мне оно не понятно. Почему закон нарушается, а в итоге говорят, что я не прав.
— Расследование уголовного дела на какой стадии?
— Ну, я был в Следственном комитете уже раз 15. Проходят допросы, и сейчас следователь по особо важным делам Рудометов очень старается. Они даже смотрят номера телефонов, по которым я звонил в течение последних двух месяцев. Смотрят, служили ли люди, с которыми я общался, в армии, если нет, то интересуются — почему, и прочим. Они, к примеру, нашли моего неслужившего знакомого, молодого парня, поинтересовались, почему не служил, выяснилось что из-за язвенной болезни, начали его мурыжить. Это наши друзья семьи, мы к ним ездили в баню в январе. Потом я заезжал к ним за забытым паспортом, а сейчас следователь спрашивает, что я там делал. Ищут очень упорно.
— Как оцениваешь перспективы этого дела?
— У меня нет сомнений, что меня в итоге осудят. Не зря же вся эта клоунада. И учитывая то, какой сейчас вектор репрессий в стране. Ладно был один Ходорковский, бредовое обвинение, личный враг Путина. А сейчас по Болотному делу уже 21 обвиняемый и 86 человек в розыске. Самая громкая история это конечно Навальный, тоже бред. Я с ними себя не сравниваю, но в обществе складывается нездоровая ситуация, это ненормально. Если ты выскакиваешь, тебя бьют по голове. Я никуда не выскакиваю, однако на меня давление происходит перманентно. Я всего лишь занимался тем, чем занимаюсь, но государственная машина постоянно давит, в разных проявлениях. К этому я уже даже привык. А сейчас дело с реальными сроками. Я особо не парюсь, единственный нюанс, почему я бы не хотел садиться, потому что у меня есть пара проектов, которые я сейчас начинаю. Второе — я боюсь, что мои близкие будут переживать больше, чем я. Какое-то время назад мы со своими ребятами обсуждали тему: кто сколько готов отсидеть. И практически все сказали, что два года за хорошее дело можно без проблем.
— За уклонение ведь обычно дают штрафы...
— Да, верно, но мне же собираются вменить подделку документов. Не знаю, как они это собираются доказывать, это сложная юридическая процедура. Не удивлюсь, если они будут ходить в магазины канцелярских товаров и спрашивать, где я покупал чернила.
— А что за подделка имеется в виду, по версии следствия?
— Это было полтора года назад, я привез из Москвы документы и отдал их тут ребятам. Это были документы из вуза, я регулярно ведь в Москве бываю, было удобно, и я привез их по доброте душевной. Через пару месяцев в вузе убили проректора, начались мощные проверки. Меня никто не трогал. Всем было понятно что я тут ни при чем. Но когда следователь понял, что дело по уклонению разваливается, он решил поднять, видимо, все, что есть. Я по этому поводу не переживаю. Утомился правда уже.
— Как так: ты даже готов отсидеть, но не служить. Почему?
— Я не готов ни служить, ни сидеть. Я считаю, что армия должна быть профессиональной. Когда мы идем в больницу, мы хотим, чтобы нас лечил нормальный врач. Бухгалтер должен считать деньги. А солдат — защищать родину. Верно? Если у нас бухгалтер начнет защищать родину, нас захватят. Если врач начнет считать деньги, у нас будут финансовые провалы, если солдат начнет лечить, все умрут. У нас очень богатая страна, где есть деньги на контрактников. Армию срочников мы содержим за свой счет. Но ведь есть масса других проблем, которые нужно решать. Это убитые дороги, сферы образования и культуры, социалка, наука в ж..е, а мы тратим большие-большие деньги на то, чтобы собрать кучу пацанов с деревень, кормить их целый год, одевать, возить по всей стране. Зачем? Зачем тратить на меня, Павла Сафронова, деньги страны, если я налогов на 350 тысяч в год плачу? Ну и кто готов из отслуживших реально воевать? Да никто. Война сейчас не с вилами, это профессиональная война с современными технологиями. И уедут у нас на нее 20 тысяч отслуживших сыктывкарских парней... до первой ракеты в курящий тамбур.
— Ты считаешь себя оппозиционером?
— Начать стоит с того, что я не знаю, какие у меня политические взгляды. Нельзя ведь однозначно сказать, какой стиль музыки тебе нравится. Во всех стилях есть хорошие песни. Раньше знал, все было просто. Вот правые, вот левые — выбирай! И взгляды были либеральные, я смело называл себя либералом. Но чем больше я стал разбираться в теме, читать источники — классиков тех или иных направлений — тем больше становилось вопросов и меньше ответов. Все стало сложнее. Ведь в чем отличие политических взглядов? Рано или поздно все сводится к вопросу свободы и справедливости. Максимум свободы, минимум справедливости — это либертарианство. Придерживающимся этих взглядов без разницы, что есть бездомные, пенсионеры, разбирайтесь сами, ребята. Но и плюсов ведь масса. Другая крайность — социализм. Это очень много справедливости и очень мало свободы. Ты пошел на работу, но своими деньгами распоряжаться не будешь. Половина твоих денег уйдет на налоги. В рамках существующей политической матрицы я не могу найти свое место. Я, наверно, анархист, но не в политическом смысле, а в философском. В обществе ты анархию строить самостоятельно не сможешь, а принять ее для себя — да. Мне близко понимание, что свобода — это когда человек принадлежит только себе самому. Эта концепция начинает пронизывать сознание, когда ее принимаешь. Подчиненные становятся коллегами, любимая девушка из объекта собственности превращается в объект любви, пропадает агрессия, сексизм, ревность. Появляется ответственность за свои поступки. Я начал говорить о музыке, стоит сказать, что мне нравится The Cure, Joy Division. Из тех, кто поет по-русски, это Ляпис Трубецкой и Алексей Никонов из П.Т.В.П. Разобрали вопрос?
— Так кем ты себя видишь?
— Я не оппозиционер в стандартном понимании. И вообще — кто они такие? Коммунисты в Думе? Сторонники Навального? Или вообще все те, кто хочет, чтобы жизнь стала лучше? Я против существующей власти и в этом понимании да, пусть я буду оппозиционер. Только им можно быть, по сути, когда ты в политическом поле находишься и занимаешься политикой. Здесь я, скорее, гражданский активист.
— Какие гражданские инициативы тебе ближе?
— Антифашизм. У него за последние 10 лет произошло очень интересное развитие. Он начинался как борьба с фашистами, радикальными нацистами и националистами. Сейчас я понимаю, что антифашизм — это гораздо больше, чем просто борьба. Ты понимаешь со временем, что у тебя много общего с экологами, защитниками прав животных, веганами, вегетарианцами, правозащитниками, с какой-то политической оппозицией. Сейчас "антифа" включает в себя очень большую палитру взглядов. Ячейки этого движения есть во всех мало-мальски живых городах. Это люди которые развиваются автономно, горизонтально, здесь нет лидеров, и это очень хорошо. Вообще, считаю, что движения в обществе, которые не лезут в политику и не претендуют на власть, но за социальные изменения — дадут обществу массу полезного.
— Ты, среди прочих, веганов и вегетарианцев перечислил. Сам к ним относишься?
— Нет. Я знаю об этом многое и могу рассказать другим. Знаю, что в этом есть рациональное, экономическое зерно. И это вопрос этичности, разумеется. Люди, которые едят мясо, и я раньше в том числе, не понимают, что за каждой котлетой стоит реальное убийство, реальная смерть конкретного животного. За каждым "чиккен макнаггетсом" стоит реальная смерть одной курицы. Каждый кролик — он умирал, и это надо понимать. Но привычка — вторая натура. Хотя мяса я стал есть гораздо меньше, чем раньше. А вегетарианство для меня — крайность. Плюс мне сложно, живя на севере, восполнять достаточным количеством овощей и фруктов некоторые элементы, которые присутствуют в мясе. Если представить, что вдруг пропало все мясо в городе — переживать не стану.
— Как ты относишься к тому, когда говорят "Сафронов "слил" протест", "Сафронов продался"... и так далее?
— Я общался с такими людьми. А судьи то, собственно говоря, кто? А что вы сами сделали, чтобы говорить, что я "слил", а что не "слил"? Вот сейчас я хожу в Следственный комитет. Я и раньше туда ходил. Кому голову отвинчивали на Лубянской площади в Москве? Кто подбивал людей и зажигал в них огонь, чтобы они выходили на "Стратегию-31"? У кого изымали компьютеры? Кто судился со всякими общественниками-психами, которые подают на меня в суд за оскорбление? Мало ли кто что говорит. Мне без разницы. Фаллометрией заниматься нет никакого желания. Да и не с кем.
— В связи с закрытием "Молодежки", как видишь судьбу "Твоей параллели"? Не настораживает тенденция?
— Думаю, "Молодежь Севера" возобновит свою работу. Я ни с кем не общался "наверху" по этому поводу и конкретной информации у меня нет. Это лишь мое мнение. Думаю, это пауза и все у них будет хорошо. "Твоя параллель" до конца года будет существовать в любом случае. Под чьим руководством она будет дальше, я не знаю. Это не мой личный бизнес, не мое личное СМИ. На таких местах вообще нельзя долго засиживаться, на них постоянно нужны новые люди с новыми идеями.
— Каков, на твой взгляд, срок, после которого человек "изнашивается"?
— Два года. Сейчас чаще всего происходит вот как: ты молодой специалист, и ты, к примеру, пришел в какую-нибудь госструктуру. Ты был стандартным клерком, все выполнял хорошо, тебя повысили до старшего специалиста, все делаешь хорошо — тебя повышают до начальника отдела. Потом тебя повышают до зама. Замом у тебя уже не получается хорошо быть, но никто тебя не подвинет. Известная теория некомпетентности, когда человек растет до тех пор, пока не начинает работать плохо. Так и сидят чиновники не на своих местах.
— Из газеты ты сам уйдешь, когда почувствуешь, что делаешь все плохо?
— Конечно. Я вижу, что пока есть, что делать. Вообще три четверти моей работы — это не то, что выходит в газете, учредителем которой является правительство Республики Коми. Это большая организационная бюрократическая работа. Поначалу мы много косячили, к примеру, позже сдавали отчеты либо вообще забывали что-то сделать. Сейчас я научился сложному документообороту. Но все равно провалы бывают. У нас молодой коллектив, это нормально.
— Ваша основная аудитория — молодежь. Как ты ее оцениваешь, насколько она активна либо пассивна?
— Возраст нашей аудитории — молодежь от 16 до 30 лет. Но не вся. Наша целевая аудитория это, в первую очередь, активная молодежь. Пассионарная, живая, проникнутая сильными энергетически выраженными чувствами. Это люди, которым интересно многое. А как я оцениваю молодежь в целом в стране... В людях мало энергии, желания что-то делать и менять. Мало кто верит в свои силы. Все боятся того, что ничего не выйдет, что кто-то осудит. Все живут в г..не, а так как никто ничего не делает, старается это г..но любить. А надо не любить его, а признавать, что есть проблемы, и стараться, чтобы этого мусора было поменьше. Я стараюсь что-то делать.
— Ты бизнесом пробовал заниматься. А вообще — насколько актуально среди молодых людей открывать свое дело?
— Все хотят и мало чего-то делают. Наверно, не найдется человека, который бы не хотел свое кафе. Все хотят свое кафе. Я занимался разным бизнесом. Серьезных проектов было три. И будет открываться еще один, самый большой, там инвестиций на миллион. Это будет интересно и, думаю, людям понравится. В помещении, где будет реализовываться проект, уже завершен ремонт, сейчас мы покупаем мебель. Но пока подробно я бы говорить о нем не хотел, рановато... Могу сказать, что это будет этичный бизнес, не связанный ни с какими антисоциальными вещами, это будет сфера культуры, просвещения, образования, проведения свободного времени. В команде нас несколько человек.
— Почему свернулся твой проект — "Анчоус-суши"?
— Это была кухня суши, мы делали японскую кухню и доставляли ее. Он проработал полгода, и после периода прибыли стали выходить в ноль. Но ведь что такое бизнес, это когда ты вкладываешь деньги и несешь риски. Взамен получаешь больше денег чем вложил. Риски я нес, а денег не получал. Конечно, было хорошо, что я дал работу ребятам, они смогли снять квартиру, кто-то обновил себе машину, но риски нести я больше не хотел. И закрыл. Все равно считаю, что это было не зря, а для меня — полезно. Я вложил в дело 300 тысяч, порядка двухсот отбились назад, а опыта я получил гораздо больше. Даже повторил бы сейчас еще раз, если была бы необходимость.
— Чем займешься, если уйдешь из журналистики?
- Конкретно сказать не могу. Мне нравится строить. Я люблю ситуацию, когда все плохо, а я делаю усилия, и все стало хорошо. Вот так абстрактно. Еще я люблю создавать систему, которая потом работает за меня. Так как детей у меня нет, я могу пока что позволить себе рисковать и экспериментировать. Могу вкладывать все деньги и проигрывать их. Когда будут дети, я не буду этим уже заниматься.
— То есть детей ты планируешь?
— Обязательно. Сколько получится, стольким и буду рад. Мне кажется, что у меня есть, что дать детям, что рассказать им.
— Что, например?
— Понятно, что я бы не стал отправлять ребенка в детский сад. Чтобы женщина с маленькой зарплатой, низким образованием и низким уровнем моральных качеств учила его, кричала на него и показывая ему, что есть иерархическая система общества, показывая ему, что есть "главные" и "не главные". С чего вдруг? Будет время — буду заниматься детьми сам. Нет — нужна другая структура, где с детьми будут нормально общаться и социализироваться. В общеобразовательную школу по тем же причинам не отдам ни в коем случае. Хотя, если дети будут учиться в Сыктывкаре, к 7 классу их, не беспокоясь, можно отдавать в Лицей народной дипломатии, потому что там действительно качественное образование. А так — пусть ребенок как можно дольше остается счастливым, свободным, мыслит и фантазирует.
— Рассматриваешь для себя другие места проживания?
— Города — да. Страны — нет. На кого Родину оставлять? Уедем мы все, останутся на нашей земле менты и барыги.
— Как ты относишься к комментариям в Сети?
— Если человек пишет дельный или смешной комментарий или конструктивную критику, отношусь к этому только положительно. Вот, к примеру, Григорий Спичак меня регулярно критикует. И я рад, когда он пишет комментарии. Представьте: есть успешный человек, у которого все хорошо. Любимая работа, дети, у него нет проблем с сексом, деньгами, с головой, наконец! И вот он приходит домой и начинает строчить негатив? Да не будет такого. А на каких-то неудачников мне все равно. Кому-то нравится в процессе своей жизнедеятельности плодить грязь, пусть так, но это не мои проблемы.
Беседовала Ярослава Пархачева, «7x7». Фото Ивана Федосеева