код для блога

(Голосование закончено в 19:59)

Ю.ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. Юлия Латынина, «Код доступа», +7 985 970-45-45 – это смски. И первая история, которая, я хочу заметить, не имеет даже отношения к Бастрыкину и к «Новой газете». Очень понравилась заметочка о том, как в Вашингтоне по Beltway везли новый самолет (беспилотник) и все граждане вокруг закричали, что везут НЛО. И я подумала, когда читала эту заметку, о том, что, все-таки, какой другой мир. Можете себе представить, чтобы в Москве без покрышки, без маскарада везли да что угодно, хоть танк Т-34 и не говорили, что это великая государственная тайна? Это очень важный момент в психологии Америки, когда все настолько открыто, что даже сверхсекретный новейший беспилотник могут просто тащить по обычной дороге общего пользования. Граждане будут звонить на телевидение, писать в Twitter и фотографировать, и говорить «Ой, смотрите, какое НЛО везут, ой, смотрите, какое НЛО везут». А у нас тут пару недель посадили мужика за то, что он, якобы, предоставил страшным американским шпионам, подумайте только, топографические карты времен Второй мировой войны. По мнению обвинения, по ним можно было наводить ракеты.

+7 985 970-45-45, и возвращаясь к знаменитой лесной прогулке, которая, как уже выяснилось, происходила не на лесу, а на обочине (ну, это совсем другое дело!). И, собственно, врать не буду, она занимала мои мысли последние дней 10, ну, вот, с момента того, как она произошла, потому что понятно, что мы-то в «Новой» знали об этом несколько раньше, чем разразился скандал. И, собственно, что произошло? Мой друг, один из моих ближайших друзей Сергей Соколов, он очень много занимается расследованиями. Так получилось. И сначала Сергей Соколов занимался расследованиями просто по той неприятной причине, что в «Новой газете» убивают очень много журналистов и вот эта обязанность поддерживать расследования стала именно обязанностью Сергея Соколова. И если сначала «расследование» – это было так, громко сказано, потому что, ну, собственно, какое расследование может вести журналист? Он может внимательно смотреть, что делают следователи, и их подталкивать. Но Сергей Соколов сделал несколько совершенно невероятных вещей. В частности, надо понимать, что именно Сергей Соколов, который, кстати, очень хорошо знает много следователей в Следственном комитете, доказал, что господин Павлюченков является организатором убийства Анны Политковской. То есть если обычно это следователи что-то доказывают и рассказывают журналисту, то в данном случае это доказал именно Сергей Соколов, что исключительный случай.

И вот именно этот человек, который отнюдь не сочувствует маргиналам, отнюдь не сочувствует правозащитникам, у которых каждый раз государство виновато, который так же, как и я, имеет очень хорошее из первых рук представление о том, что такое судебное следствие, как добываются доказательства и как сложно установить истину, и вовсе не склонен верить людям, раз они оказались на скамье подсудимых, говорят, что «Вот, раз мы на скамье подсудимых, значит, мы не виноваты, а нас проклятое государство обидело». Вот этот человек пишет после приговора члену банды Цапков жесткую статью. Статья попалась на глаза Бастрыкину. Бастрыкин осерчал. В 7 утра раздается звонок Соколову, Соколов, который только что вернулся со сдачи номера, просит перезвонить через час. Ему перезванивают через час, Бастрыкин лично говорит, что «вот, если ты не дрейфишь, то, вот, давай езжай со мной на выездное заседание в Нальчик». Там был какой-то президиум и там хоронили погибшего товарища. И, вот, Соколов летит туда, по дороге с ним никто не разговаривает. Когда Соколов попадает в Нальчик, полный разговор, более или менее полный выглядел примерно так. Я специально привожу этот полный разговор, потому что на сайте LifeNews появился конец этого разговора. Собственно, если бы LifeNews не опубликовал то, что он опубликовал, я, может быть, и не заморачивалась бы приводить полную версию. Но полная версия звучала примерно так. Бастрыкин вызывает Соколова в президиум. Соколов садится в президиум. Бастрыкин показывает на него всем собравшимся в зале офицерам, в основном это кавказцы, несколько десятков горячих кавказских голов, которые не расстаются со стволами. Ну а какое представление у следователя кавказского на Кавказе о законе, вы можете себе представить. И он говорит: это наш враг, прошу запомнить. После этого говорит, что Соколов оскорбил все самое святое. На что Соколов говорит, что, «вот, факты таковы-то, Цеповяз получил столько-то, 150 тысяч рублей штрафа. Никто практически вокруг не наказан, никто практически вокруг не уволен. Но если за содержательную часть статьи я не могу извиняться, за эмоциональную часть статьи, за эпитеты я готов принести извинения». «Я ваших извинений не принимаю, - говорит Бастрыкин. – В XIX веке за такое на дуэль вызывали». «Я готов», - говорит Соколов. «А я – нет, - говорит Бастрыкин. – Пошел вон». Это была первая часть Мерлезонского балета. Сергей вышел, стал, собственно, звонить, пытаясь понять, как ему добраться до Москвы. Тут к нему подходят офицеры и говорят: «Нам поручили озаботиться вашей транспортировкой».

И через несколько часов, когда они летят обратно, опять с Соколовым никто во время полета не разговаривает. Его сажают в машину, уезжают вместе 2 машины, в одной – Соколов, в другой – Бастрыкин. И, вот, на обочине леска, где они остановились, происходит разговор, который я уже не стану пересказывать, потому что, с моей точки зрения, инцидент исчерпан. Ну, вот там была та фраза, которую приводил изящно Муратов о том, что после убийства Соколова Бастрыкин лично займется расследованием.

Я напоминаю, что эта история происходит за несколько дней обысков у оппозиции 11 июня. Я лично восприняла эти обыски как следствие этой истории. То есть получается, что было понятно, что Следственный комитет считает, что сейчас будет скандал и надо что-то предпринять. И дальше «Новая газета» ведет переговоры с целью получить безопасность и гарантии Соколова. Переговоры кончаются ничем, и в среду... Почему в среду? Потому что в понедельник у нас номер не выходил из-за праздников. И в среду Муратов берет огонь на себя, публикует письмо Бастрыкину. Коллеги-журналисты, прежде всего из «Эха», вышли на пикет к стенам Следственного комитета. Бастрыкин сутки молчит, потом дает интервью «Известиям», что никакого леса не было, это бред воспаленного сознания.

Дальше происходит следующее, что пока Бастрыкин дает это интервью, Муратов летит в Симферополь (собственно, у него отпуск). В тот момент, когда Муратов прилетает, выясняется, что его разыскивают, что Бастрыкин готов на встречу с главными редакторами. Муратов улетает тем же рейсом, не покинув аэропорт. Происходит встреча, происходит полное примирение. Муратов при Бастрыкине звонит Соколову, передает ему трубку. Бастрыкин говорит: «Я приношу вам свои искренние извинения. Я рад, что вы поступили как настоящий мужчина, дослушав меня и не сорвавшись. Да, бывают у меня такие эмоциональные срывы». Соответственно, Соколов отвечает: «Я принимаю ваши извинения, вам свои приношу». Причем, самое замечательное, дальше следует вопрос Жени Альбац: «А, вот, все-таки, был-то лес или не был?» А Бастрыкин отвечает: «Ну, леса не было, была обочина». В общем, все извинились, все стороны договорились о дружбе и сотрудничестве.

Понятно, что та сцена, которая была в Нальчике, она могла быть, мягко говоря, неправильно воспринята людьми, кавказцами, которые сидели в зале. Там вопрос «Как нашим журналистам работать на Кавказе?» И счастливый Дмитрий Андреевич Муратов наклоняется к присутствующему тут же журналисту «Известий», вот тому самому, который брал интервью, и говорит: «Сожри свою газету» и там дальше не очень хорошее слово.

И, вот, я понимаю, что всего этого не было бы, если бы журналисты не вышли на пикет к Следственному комитету. Еще предполагаю, что... Ну, это мое предположение, что в промежутке между интервью «Известиям» и встрече с главредами Бастрыкин разговаривал с Путиным. И вот тут очень много бескомпромиссных блогеров стало ругать Муратова, что, мол, надо было идти до конца. Я могу честно сказать, что на мнение этих людей большинству людей в «Новой» на это мнение совершенно плевать, потому что мы совершенно счастливы, мы получили ровно то, чего хотели (гарантии безопасности Соколова). И вообще-то, если вы заметили, то Муратов ровно то и обещал. То есть когда его спросили, чего он хочет, он сказал: «Я, знаете, хочу, чтобы все стороны помирились, сказали, что погорячились, пожали друг другу руки и разошлись». Согласитесь, странно было бы, когда глава Следственного комитета говорит ровно то, что делает Муратов, тут вдруг после этого Муратов становится в позу и говорит: «Нет, а теперь я хочу» - и дальше выдвигает новый список требований.

Да, понятно, что в Америке такая история кончилась бы по-другому. Трудно представить себе, что Эрик Холдер, Генеральный прокурор США вывез бы какого-нибудь журналиста в лес, а потом извинился и на этом все кончилось. Но, понимаете, мы не в Америке, мы не в Чикаго, дорогая. И да, приоритет... Безопасность журналистов – это такая штука. Мы живем в этой стране. У нас, кстати, в «Новой газете» не в первый раз (надеюсь, что в последний) происходят такие истории. У нас, например... Да, и мы умеем держать договоренности. У нас была, например, история (я совершенно не буду называть имен), она была достаточно много месяцев назад, когда Колокольцев еще был главой ГУВД Москвы. И была примерно такая же история, когда угрозы жизни журналиста прозвучали со стороны, скажем так, тоже достаточно пьяного высокопоставленного офицера милиции тогда еще. Ну вот мы и сидели, думали, чего делать. И да, позвонили первым делом не в Интерфакс, а Колокольцеву и, да, после долгих обсуждений приняли решение, что ну да, офицер был пьян, крыша у него поехала, безопасность нашему журналисту будет обеспечена обещаниями ошарашенного руководства,а не публичной склокой. Мы посчитали недостойным превращать это в нечто среднее между пиаром и кейсом.

У меня была такая же история, когда, если помните, после войны 2008 года российско-грузинской, во время которой я массу чего говорила о руководителе Южной Осетии господине Кокойты, вдруг я обнаружила за собой слежку в 4 утра. Я-то думала, честно говоря, что это фсбшники и, причем, совершенно напрасно думала, потому что фсбшники, видимо, обладают гораздо более высокой квалификацией. Это там на пустой дорожке за мной ехала машина в 4 утра. И я подошла, чтобы сказать все, что об этих ребятах думаю, гляжу, там кавказские рожи. Ну, у меня хватило ума добежать обратно до машины собственной, вытащить фотоаппарат, который у меня с собой был, и их сфотографировать. А Венедиктов все это отдал Бортникову. И Бортников, глава ФСБ на тот момент (и сейчас), видимо, подумал, что если с Латыниной что-то случиться, ведь, никто же не поверит, что это не ФСБ, что это не Путин. Никто же не поверит, что это не они выпили эти сливки. Полгода они меня охраняли, нашли этих ребят, эти ребята там оказались каждый с какими-то грандиозными судимостями. В итоге они мне сказали типа «Это было простое хулиганство», а я попутно назвала им имя заказчика по своим каналам. И я к ФСБ в данном случае ничего кроме благодарности не испытываю, потому что, ну, вот, наши интересы временно совпали. ФСБ, видимо, решила, что мочить российских журналистов на территории РФ уж если кто и имеет, то никак не посторонние силы. Но уж если кто и имеет право, то только российские спецслужбы, а уж никак не посторонние. Замечательно. Я согласна с ними в этом вопросе полностью.

И тогда мне тоже, естественно, в голову не пришло бы лезть в бутылку и говорить «Да как вам не стыдно! Это не хулиганство, это за этим стоит такой-то». Сняли проблему – сняли проблему. Замечательно. Все остальные претензии наши к власти – в публичном русле по другому каналу.

И вот мне кажется, это очень интересная история, потому что, ведь, любую систему характеризует не ошибка, ее характеризует реакция на ошибки. Ну, Бастрыкин принял на похоронах сотрудника и погорячился. И признал, что погорячился, все, инцидент исчерпан. Потому что удивительно в этой ситуации, что в разгар реакции, вот, повальные обыски, новый закон о митингах, удалось добиться совершенно человеческого поступка, причем, заметьте, от человека, который является одним из столпов системы, не совершающей человеческих поступков и не идущей на попятную. Так что да, кто старое помянет, тому глаз вон. И в войне ведомств, в войне чьих-то амбиций мы не собираемся участвовать. А что касается господина Хинштейна, который там об этом много чего писал, то как раз Александр Иванович, насколько я понимаю, во время беседы одной из фраз, которую он обронил, была, что он, мол, не в первый раз в этом лесу с журналистами беседует, а то, мол, чего про Бастрыкина перестал писать Хинштейн.

+7 985 970-45-45. Еще парочка вещей, которые характеризуют нашу нынешнюю российскую действительность. Одна история, которую все пропустили, - красноярские выборы. Красноярские выборы, на которых участвовало всего 20... Около четверти избирателей пришло на выборы мэра, около 10% из пришедших проголосовали при этом за объединенного кандидата от оппозиции, который тоже был местным девелопером и бывшим единороссом. То есть, на самом деле, альтернативы никакой не было. Но вот это очень интересная история о том, что все говорят, что в России растет протестное движение, растет протестное движение. Ну, действительно, растет, ситуация поменялась кардинальным образом, но мы видим, что в Красноярске не поменялось ничего. Более того, в Красноярске несколько месяцев назад были гигантские по масштабам любым митинги, в которых принимали участие чуть ли не до 10 тысяч человек, против строительства в Красноярске ферросплавного завода. Честно говоря, не знаю, чем провинился ферросплавный завод и, в общем, если построить его по более-менее чистой технологии, то было бы замечательно, если бы его построили. Но это так, к слову, да? То есть если посмотреть, что Красноярск почти город-миллионник, и что 10% от 25%, то есть 2,5% проголосовало за кандидата объединенного от оппозиции, то получается, что проголосовал примерно такой же порядок людей, который выходил на улицы против ферросплавного завода. Это очень плохой показатель. Это означает, что оппозиция очень слаба, и одновременно, да, это означает, что оппозиция не нашла в Красноярске, который, мягко говоря, очень важный для России город, кандидатуры, которая сколько-нибудь бы могла взбодрить жителей.

+7 985 970-45-45. Ну а в Москве, конечно, ровно совершенно другая история. В Москве оппозиция все сильнеет и противостояние становится все более острым. Вот я тут несколько... Помните, когда Ксения Собчак задала свой вопрос Чулпан Хаматовой? И я тут сказала, что это вопрос на миллион долларов, потому что после этого вопроса Собчак не будут приглашать на корпоративы, не будут приглашать на ведение всяких телевизионных программ. Она – очень высокозарабатывающий человек, она буквально этот вопрос... Вот, много ли людей решатся задать вопрос на миллион долларов? Ну, вопрос оказался не на миллион долларов, а на миллион евро, который был вытащен при обыске. Ну, вот, Ксения говорит, что они там слушали, потому что, действительно, не каждый день у нее дома лежит миллион евро. И я не думаю, что они слушали, потому что они реально мели накануне митинга всех. Но совершенно ясно, что когда они увидели эти деньги, они там страшно обрадовались, что они могут создать большую изжогу Ксении. И я не думаю, что, например, эти вещи происходят без ведома Путина, вот, случай с Собчак особенно. Потому что точно так же как... Там были личные отношения. Достаточно личные отношения. И, наверное, то, что делает Собчак, Путин там тяжело воспринимает как измену. И это, на самом деле, понимаете, это-то и есть самая важная вещь, которая меняется в стране, потому что... Как бы вам сказать? Вот, есть много людей, которые говорят за народ, говорят «Народ решил, мы от имени народа, нас 99», - говорят оккупайщики с Уолл-Стрит. Я не умею говорить за народ, я могу сказать за себя несколько вещей.

Я помню, когда пришел Путин к власти, я за него не голосовала, но относилась совершенно нормально, потому что я думала «Ну, слава богу, что не Лужков и не Примаков. Этих только не хватало». И поскольку я не принадлежу к числу людей, которые власти всегда говорят «Нет», и считаю, что люди, которые всегда говорят власти «Нет», имеют очень ограниченный словарный запас, то я как раз положительно относилась ко всему, что происходило, тем более, что происходило множество нормальных рыночных реформ, там, введение плоской шкалы подоходного налога, некоторое упрощение налогового законодательства, еще масса вещей, которые свидетельствовали о том, что человек, который пришел к власти, что-то хочет сделать.

И когда происходили какие-то вещи, которые были очень плохие сигналы, я их реально игнорировала. То есть мне говорили «Вот, смотри, отменены выборы в Совет Федерации», я говорила: «А что? Лучше, когда вот эти красные губернаторы, которые в Совете Федерации сидят, поддерживают Юрия Скуратова, Генерального прокурора? Лицо, похожее на генерального прокурора, в его войне с Ельциным, которая переходит всякие рамки и не имеет никакого отношения там к борьбе с коррупцией или еще чему-то, а имеется в виду именно борьба за власть». Вот эта вот позорная история, когда лицо, похожее на Генерального прокурора, показали по телевизору, а сенаторы говорят «А мы его не будем исключать, не будем снимать с генеральных прокуроров». Мне говорили: «Ну вот смотри, он столько чекистов привел во власть». «Ну и что? Кого же ему приводить? А вокруг него – олигархи, он пытается создать какой-то противовес», - отвечала я. И понятно, что тогда уже было очень много разведпризнаков. Часть из них мы не знали, часть из них мы знали. Например, мы не знали, что уже в 2000 году Владимир Владимирович позвал знакомого бизнесмена Шамалова, как это рассказывает бизнесмен Колесников, и сказал, что «вот, Шамалову будут олигархи переводить деньги, компании Петромед, и 35% будет откатываться за рубеж», а на остальное, как известно, потом был дворец построен. Вот это было неизвестно, но это очень такая, существенная вещь, потому что выяснилось, что еще в 2000 году человек воспринимал власть так: «А теперь они будут платить мне». Или там если внимательно посмотреть (кстати, это очень интересное чтение) ту стенограмму, которая была у Путина в Видяево на встрече с женами погибших в подлодке «Курск», это очень страшная стенограмма, потому что уже тогда Путин говорит «Я не буду увольнять адмиралов», то есть тех самых адмиралов, которые морочили ему голову, которые не сказали, что лодка потонула, которые объясняли ему, что она сейчас всплывет, из-за чего он выглядел дураком и катался на яхте в Сочи в то время, как вот это происходило с лодкой. Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю.ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. Юлия Латынина, +7 985 970-45-45, «Код доступа». Вот мне тут пишут, что я, рассказывая о выездном заседании в Нальчике, сказала «кавказские рожи». Безусловно, извиняюсь. Это такое, очень нехорошее слово. Сидели сотрудником родом с Кавказа, горячие парни, которые могли неправильно понять слова Бастрыкина. Возвращаясь к истории с Видяево. Всего лишь 2000-й год, Путин еще только начинает, Путин приезжает в Видяево к безутешным вдовам, потерявшим только что своих близких. И он фактически прямым текстом говорит, что я не буду увольнять адмиралов, которые его подставили. А зато тут вот есть нехорошие олигархи, которые развалили Россию, развалили флот и сейчас пытаются поставить нас на колени. Под нехорошими олигархами, видимо, имеется в виду Борис Абрамович Березовский, который, безусловно, нехороший олигарх, безусловно, следовало его вычистить, как и было сделано. Но только, все-таки, Березовский «Курска» не топил.

Вот это была очень интересная история, в которой как в капле воды был виден последующий Путин, когда ответственность за промахи чиновников или генералов, или адмиралов возлагалась не на чиновника, генерала, адмирала или самого Путина, который оставался в Сочи, а на тех, кто об этих промахах говорит. Но тем не менее, еще раз понимаю, это очень легко быть умным задним числом и говорить «Вот, это еще тогда было видно». На самом деле, ничего это тогда не было видно. Конечно, были люди, которые были уже тогда против Путина. Это были люди, которые либо оказались по факту жизни его врагами. Ну вот так случилось, вот греческая трагедия, эти с этой стороны, а эти с этой стороны. Враги. Это была куча там всяких маргиналов, которые, как я уже сказала, всегда говорят власти «Нет» и не подозревают, что у них ограниченный очень словарный запас. У этих маргиналов всегда и дома взрывает Путин, и Ельцин плохой, у них и Буш взрывает 11 сентября. И я к тому, что очень большое количество людей так же, как и я, принадлежащих кто-то к бизнесу, кто-то к интеллектуальной элите, кто-то к чиновничеству, они очень хорошо относились к Владимиру Владимировичу. Кто-то нейтрально, кто-то хорошо. А постепенно это отношение менялось. В какой-то момент оно переворачивалось на 180 градусов как, знаете, на картинках-перевертышах, когда ты видишь сначала из тех же деталей прекрасную даму, а потом из тех же деталей отвратительную старуху. Для меня таким ключевым моментом было дело Ходорковского. Не дело Березовского, потому что этого надо было гнать взашей, не дело Гусинского, потому что войну с Гусинским Путин унаследовал от предыдущей эпохи и войну с Гусинским вели, собственно, первоначально не силовики, а Волошин, люди вполне либеральные. И там не дело Голдовского. Напомню, что этот товарищ, которого посадили на некоторое время в тюрьму, чтобы отобрать у него его, в сущности, принадлежащие Газпрому заводы. Потому что Голдовский покупал свои заводы на деньги Газпрома и, действительно, уперся рогом и это был такой, очень сомнительный вопрос, прав Голдовский или нет и чья это, на самом деле, собственность.

А вот когда Ходорковский, который хотел сделать свою компанию более прозрачной, который хотел сделать Россию более прозрачной, вдруг реально по идеологическим причинам оказался в тюрьме именно за это, потому что это не совпадало с тем курсом на строительство абсолютно замкнутого корпоративного государства, в котором каждый олигарх и каждый бизнесмен зависит от того, кто сидит сверху, вот тогда это была для меня необратимая точка. Для кого-то эта необратимая точка наступила позднее. Допустим, кто-то очень не любил Ходорковского и прозрел или не прозрел в 2006-2007-м.

Это я к чему? К тому, что это достаточно необратимый процесс. Людей, которым не нравится, как становится нынешняя власть, их становится все больше и качество их довольно хорошее. И если, ну, смешно было говорить в 2004 году, что там на выборах существенные нарушения (их не было), то сейчас эти нарушения существенные.

И знаете, вот на последнем митинге очень интересно. Я подходила к ментам и спрашивала: «А скажите, пожалуйста, вот вы знаете, что газета «Коммерсантъ» насчитала у Путина 26 дворцов?» На что там некоторые мне ничего не отвечали, а прятали глаза, потому что они, видимо, все знали. И видно было по их глазам, что они там не сильные защитники режима. Кто-то там сначала пытался что-то говорить, а потом быстро смолкал. Был один товарищ, который начал бить себя пяткой в грудь, кричать «Да нет этого! Какой дворец в Геленджике? Я сам из Краснодарского края. Там нету никакого дворца в Геленджике. Я бы знал».

Это я к чему? Когда у вас голосование и уважение к правителю базируется на каком-то рациональном выборе, например там, Обама или Ромни, то вы сегодня думаете так, а завтра думаете так, вас возможно переубедить. А когда у вас строй, который можно назвать «Альфизм», вот, вы голосуете за Альфа-самца, потому что он – Альфа-самец, то когда вы передумываете голосовать, это оказывается необратимым. То есть вот тот человек, который говорит, что «Да нет, Путин – классный чувак. Что вы врете? Ничего у него нету, он – бессеребренник, он поднял Россию с колен», то существует 2 варианта. Либо этот человек как-то материально замешан в режиме, допустим, он там получает миллион долларов в год как известные персонажи списка Магнитского и, конечно, он всегда будет говорить, что «мы подняли Россию с колен», потому что в его психике Россия, поднятая с колен, и его собственные авуары неразрывно связаны, он считает, что чем больше у него денег, тем больше Россия поднимается с колен. И тогда, конечно, с этим человеком ничего не сделаешь, с его системой веры. Но таких людей не очень много в процентном отношении.

А есть люди, которые, да, искренне верят, там, «Кто как не он?» Но проблема заключается в том, что у этих людей рано или поздно переворачивается точка зрения. И она переворачивается необратимо. И да, оппозиция сейчас в России не так уж сильна до сих пор. Все-таки, сколько там пришло на этот митинг последний? Насколько я понимаю, где-то 54-58 тысяч человек (там есть способы правильно подсчитывать). Это не так уж много. Это не так уж много даже по сравнению с февральскими митингами, на которых приходило где-то по 130 тысяч. Но это необратимое изменение ситуации. И власть находится в той ситуации, в которой она не находилась предыдущие 12 лет. Внутри этой власти тоже идут какие-то конфликты, потому что... Ну вот смотрите, последняя история. История с только что образованием Комиссии по ТЭКу, во главе которой будет стоять глава Роснефти Игорь Сечин. И если эта комиссия будет образована в том виде, в котором она образована сейчас, то фактически это означает отмену в России правительства, вернее, полномочий правительства, в значительной части касающихся ТЭКа. А мы понимаем, что те точечные проекты в части ТЭКа и есть главное, что интересует Владимира Владимировича Путина. И, подчеркиваю, если эта комиссия останется в том виде, в котором она останется, это, безусловно, административная победа Сечина, потому что, заметьте, что произошло. У нас в течение почти 12 лет масса людей, находящихся рядом с Путиным – там, Тимченко, Ковальчуки, Ротенберги – стали миллиардерами. Худо-бедно я сейчас не буду говорить, какой административный ресурс они использовали, но они стали миллиардерами, причем легальными. А Игорь Иванович Сечин не стал миллиардером, он продолжал оставаться чиновником. Вдруг через 12 лет оказалось, что это не очень выгодная стратегия, потому что, согласитесь, какой бы не был административный ресурс, скажем, у Геннадия Тимченко, но это настоящий бизнесмен, который построил настоящую бизнес-империю, ну, с теми инструментами, которые попадались ему, и из того строительного материала, который у него был. Бизнесмены всегда используют те строительные материалы, которые у них под рукой.

И вдруг вес этих людей, который когда-то был ниже административного веса Сечина, по крайней мере, сравнялся. И Сечину важно срочно исправлять ситуацию. А между тем все, на что опиралась власть Игоря Ивановича Сечина, который, как многие шутили, у нас в государстве был не первый человек, но и не второй, это возможность непосредственного доступа к Путину. Это очень важно иметь непосредственный доступ к телу в любой системе отношений. Вот, раздрай между Потаниным и Прохоровым начался с того, что они виделись раньше каждый день, а раздрай начался, когда они разъехались по разным зданиям и перестали видеться каждый день.

Понятно, что Игорь Сечин, который всегда был замом Путина и регулировал к нему доступ, виделся с ним там каждый день или столько раз, сколько он хотел, а когда Путин становится президентом, Сечин становится главой Роснефти, то это технически невозможно – ты не можешь, глава Роснефти не может видеть президента каждый день. Да? Эту техническую проблему Сечин попытался решить созданием этой комиссии, причем он лоббировал создание этой комиссии, насколько я знаю, еще много месяцев назад. А она все не создавалась. Значит, вопрос: интересно, почему ее создали только сейчас? И если она останется в таком виде, это гигантская административная победа Сечина над всеми своими противниками. Вот очень интересно посмотреть, останется ли она в таком виде. Потому что, насколько я знаю, там уже со всех сторон, причем не только из правительства, но и из нефтяных и газовых кругов побежали гонцы к Путину со словами, чтобы у комиссии был еще один сопредседатель. И вот если мы увидим там еще одного сопредседателя, например, Дворковича, то это будет, согласитесь, совсем другая история.

Это я к тому, что во власти появляются некие новые оттенки, связанные с теми, что естественная дифференциация людей, что-то получивших от власти, приводит к новым вариантам соперничества между ними. И это накладывается на кризис в Европе. Это накладывается на растущее недовольство значительной части элиты. Посмотрим, что будет. Лично мне бы, например, не хотелось, чтобы с этой властью что-нибудь случилось в течение ближайших 3-4 лет ровно именно из-за кризиса в Европе, как ни странно. Потому что... Я уже говорила, я об этом постоянно говорю в своих передачах, что нынешняя мировая система идеологических координат – она, на мой взгляд, довольно страшная и неправильная. Она – это система идеологических координат стареющих социал-демократических обществ. Это система, связанная со всеобщим избирательным правом, а всеобщее избирательное право сейчас на наших глазах перестает работать даже в богатых странах, а в бедных оно не работало никогда – в бедных оно всегда кончалось диктатурой, тиранией, как только толпа находила вожака.

И поскольку нынешний кризис, который надвигается на Европу, является не финансовым кризисом, а в первую очередь политическим, и, собственно, финансовый кризис, скорее всего, разразится после того, как первая европейская страна (скорее всего, это будет Греция, но это может быть какая-то другая европейская страна) после того, когда первая же европейская страна, впав в неадекват из-за надвигающегося кризиса, выберет себе совершенно неадекватное руководство, которое будет говорить своим избирателям «Вы знаете, все у вас будет хорошо и вы будете с золотой ложкой во рту», и вот после того, как этот кризис разразится, с моей точки зрения, это будет очень хорошо, если после этого кризиса существующая власть продержится еще хотя бы не сколько лет. Потому что те предпосылки, на которых существуют современные общечеловеческие ценности, всеобщее избирательное право и прочее-прочее, они будут несколько дискредитированы. На мой взгляд, очень хорошо.

+7 985 970-45-45, еще у меня несколько вопросов. Вопросы есть по поводу фанатов наших и польских. Ну, одни других стоят, с одной стороны. Польские фанаты – это такие фанаты, которые живут по образцам 70-х годов и до сих пор иногда могут ходить вооруженные тесаками. Таких уже фанатов в Европе не бывает. А что касается наших российских фанатов, понимаете, в чем дело? Вот я тут как-то в нескольких других передачах говорила об адвокате Дагире Хасавове, который сказал, что «это вы здесь чужие» про москвичей. Да? То есть «Это вы здесь чужие, мы здесь все зальем кровью, если вы не примете наши законы шариата». Или есть такое доверенное лицо Путина Эдуард Багиров, который тоже рассказывал, что «это мой город Москва, - писал Багиров, - я вам, русским горло перережу, вашим женам, там, то-то и то-то». Ну, собственно, то есть обещал все то, что происходило, допустим, несколько дней назад около торгового центра Европейский.

И как бы вам сказать? Вот это такой дискурс, который заведомо невозможен, с моей точки зрения. Потому что, пожалуйста, давайте вести, как это я только что сказала, общечеловеческий дискурс на тему того, что Москва для всех. Можно вести дискурс на тему того, что Москва для русских, а вы здесь гости. Он мне менее нравится, но хорошо, да, Москва для русских, а вы здесь гости. Но если мне говорят люди, приехавшие с Кавказа, что «Москва для нас, а вас мы вырежем, если вы будете сопротивляться», то, ребята, нет, этот паровоз так не ездит, это уже хамство.

Вот то же самое произошло с русскими фанатами в Польше. Евгений Бунтман, сын Сергея, например, видел на майках этих фанатов надписи «Смоленск», что уж как-то совсем странно, потому что, ну, все-таки, самолет-то не подбили, самолет сам упал. Но фанатам было приятно, чтобы его подбили. Великая могучая Россия.

Была у них еще такая идея запускать в самый ответственный момент бумажные самолетики, символизирующие тот же Смоленск. Ну, слава богу, эту идею пресекли в корне.

Эти люди пошли по Варшаве, наклеивали на Варшаве наклейки типа «Господа вернулись». Шли по этой Варшаве с серпом и молотом, которые поляки страшно не любят. Это они вели себя точно так же, как адвокат Дагир Хасавов и как доверенное лицо Путина Эдуард Багиров, они провоцировали поляков. Ну, учитывая польских болельщиков, естественно, они получили ту реакцию, которую хотели. Эту реакцию приняла на себя полиция. Заметим, что польская полиция, естественно, польских болельщиков ненавидит гораздо больше, чем российских, потому что российские хоть уедут, а польские останутся. Польской полиции с польскими болельщиками жить. Польская полиция в результате защищала российских болельщиков от польских, под раздачу, естественно, попали Кузьмичи, а не заводилы всего этого безобразия. И для меня это все очень страшно, потому что, знаете, это, вот... У нас сейчас этого господина Босых назначили руководить молодежной политикой. Ну, который женщин на пикетах бьет. Ну, кто бьет женщин на пикетах? Человек, который боится ударить мужчину. Потому что, как вы понимаете, на пикетах были и мужчины. И если человек подходит к женщине и бьет именно женщину, то это много говорит об этом человеке, даже больше, чем его тексты во всяких твиттерах, которые там стандартные тексты, примерно такие же как Багирова, только относительно либералов, а не русских. Ну, такие тексты пишут импотенты. Собственно, это не важно.

Так вот. Вот те болельщики, которые вели себя так в Польше, они хотели... Это некое параноидальное состояние сознания: сначала вытереть о других, о хозяев города ноги, потом получить сдачи, потом сказать «Нас все не любят и за что-то на нас нападают». Это абсолютно параноидальное состояние сознания, которое навязывается России в очень больших масштабах и это очень страшно. Потому что если, например, когда глядишь на Ближний Восток и понимаешь, что в ближайшее время на Ближнем Востоке ничего хорошего не будет, то первая вещь, по которой ничего хорошего не будет, связана именно с идеологией Ближнего Востока. А эта идеология очень похожа на ту идеологию, которую в своих фетвах заявляет Бен Ладен. А то, что заявляет в фетвах Бен Ладен, выглядит так: «Во-первых, я имею право убивать любого американца. Во-вторых, террористом являюсь не я, а американцы. А в-третьих, эти негодяи американцы почему-то нападают на мирный ислам, называя нас кровавой религией». Вот это некое абсолютно параноидальное состояние сознания, которое не имеет в данном случае ни к исламу, ни к чему отношения, а имеет отношение к тому, что нация превращается в заведомых маргиналов, которые, с одной стороны, являются агрессорами, а с другой стороны, воспринимают себя как жертв. Это самое страшное, что может случиться с нацией.

Вот когда я была в Эстонии, я видела, что русским в Эстонии со стороны нашистов, Кремля, не знаю кого, сознательно прививалась подобная же идеология, что русские, которые могли... Большинство русских эту идеологию, слава богу, не воспринимало, потому что русские, все-таки, не палестинцы, да? Большинство русских либо интегрировалось в Европу, либо меньшая часть там в Эстонию. Но было некоторое количество русских, которых я видела своими глазами, которые говорили «Таллин – наш родной город, это место, где мы жили, когда этой чухны здесь не было. Пусть эта чухна отсюда убирается, она нас обижает, а мы – самые главные». И очень обижались, когда им за эту позицию, ну, мягко говоря, когда в результате этой позиции они оказывались маргиналами.

Вот, в Эстонии русским не удалось привить такую позицию в большинстве своем. Вот, мне очень страшно, что эта позиция прививается не только футбольным фанатам. Эта позиция новыми идеологами, которые сейчас поставляются Володиным и будут сменять Суркова... Собственно, эта позиция была еще при Суркове. Но она, видимо, будет укрепляться. Она, видимо, будет служить новой идеологической основой путинской власти. Насколько официальной, я не знаю. Потому что если она будет совсем официальной, то страна рискует свалиться в фашизм, поэтому лучше ее по-прежнему держать на некоем неофициальном расстоянии. Но если эта позиция будет привита, то, конечно, власть она не спасет. Но Россию она погубит. Потому что это полное искривление сознания, это позиция, которая, прежде всего, связана с ощущением того, что ты – неудачник, вот, неудачник, который пьет где-то в углу и по мелочи грабит соседей. Это именно его психология. Он говорит: «Так, я – самый сильный, я – самый замечательный, я этих негодяев ограбил, потому что они меня обидели, а они почему-то еще меня не любят и вообще они меня обижают». Вот эта психология неудачника, которая прививается русской нацией, чтобы некоторые люди могли остаться во власти. По-моему, ничего страшнее не может быть, потому что России не надо прививать психологию неудачников. У нас все будет хорошо. Даже самые страшные вещи, самые страшные исторические тупики, в которые попадает страна, кончаются победой, если народ знает, что они кончатся победой. Всего лучшего, до встречи через неделю.