Бывший начальник Мособлпрокуратуры Дмитрий Урумов рассказал о коррупции в своем ведомстве

— Как вы познакомились с Иваном Назаровым и когда возникла его подпольная игорная империя?
 

— Иван — мой давний друг. Называть же Ванькин бизнес империей, пожалуй, будет перебором. Насколько мне известно, разговор идет всего лишь о пятнадцати залах с игровыми аппаратами, которые он постепенно открывал в разных городах Подмосковья.
 

— А вы бывали в заведениях своего друга?
 

— Нет, ни разу. Я по натуре не игрок, а просто так сходить и посмотреть желания ни разу не возникло. Игровой зал — это же не достопримечательность какая-то.
 

— На каком этапе подключилась к бизнесу прокурорская команда?
 

— До принятия федерального закона, запретившего игорный бизнес, никакие "крыши" Назарову не были нужны. Потом, когда автоматы были объявлены вне закона, Ванины залы взял под опеку зампрокурора Мособласти Александр Игнатенко.
 

— С чего вдруг прокурор областного уровня проявил такую заботу о молодом и малоизвестном предпринимателе?
 

— Они хорошо знали друг друга — я сам их и познакомил когда-то.
 

— То есть все деньги за услуги "прокурорской" группировки поступали через Игнатенко?
 

— Нет, в каждом конкретном случае расчеты проводились по индивидуальной схеме. Некоторые из районных и городских прокуроров успели познакомиться с Иваном на наших корпоративных тусовках и получали от него мзду напрямую. Остальных он "стимулировал" через Игнатенко или посредников, в качестве которых выступали представители разных правоохранительных структур.
 

— Игорный бизнес был запрещен в июле 2009 года, а залы Ивана Назарова продержались в Подмосковье до 2011-го, когда их "накрыли" сотрудники СКР и ФСБ. Как удалось прокурорам более полутора лет отбивать "атаки" многочисленных проверяющих из областной и районных администраций, местных отделов милиции, налоговых инспекций?
 

— Вы, видимо, никогда не работали на районном уровне, поэтому не понимаете, как там выстраивается вертикаль власти. Все чиновники и правоохранители района хотят жить нормально, но при этом все они понимают, что находятся в зависимости друг от друга. Чтобы обеспечить и защитить свои интересы, районные руководители и силовики вынуждены объединяться в одну большую семью, симбиоз и жить в дальнейшем по установленным в этой семье правилам. Если кто-то из них начинает выходить за рамки этих правил, остальные делают все, чтобы от него избавиться.
 

— Какова была роль ваших бывших коллег в этих "семьях"?
 

— Прокурору сегодня даны большие полномочия. При желании он может без труда построить и главу райадминистрации, и начальника ОВД, и даже руководителя местной ФСБ. Об этом как раз свидетельствует и работа игорного бизнеса Назарова — проверяющие из разных ведомств действительно регулярно приходили в его залы и тут же уходили, после того как из прокуратуры поступала команда: "Не трогать!".
 

— Не боялись, что однажды придут и за вами?
 

— Такой вариант, конечно, обсуждался. Я постоянно говорил Игнатенко: не надо ездить в эти совместные заграничные поездки с коммерсантами, устраивать с ними гульбу в ресторанах. Но он на мои предупреждения всегда реагировал одинаково — начинал перечислять своих многочисленных знакомых в Генпрокуратуре, уверяя, что эти люди "в случае чего" всех нас "прикроют". Кроме того, мы, прокуроры, и сами понимали, что являемся спецсубъектами и включить нас в оперативную разработку сотрудники МВД или ФСБ могут только с санкции нашего начальства. Поэтому булки и расслабили.
 

— О том, что разработка все же началась, знали?
 

— Знал, конечно. 3 мая (накануне задержания.— "Ъ") я был в гостях у Игнатенко, и он прямо сказал мне, что пора валить из страны. (Сам бывший заместитель прокурора области именно так и поступил: выпив "на посошок" со своим подчиненным, он вечером того же дня сбежал к родственникам на Украину.— "Ъ"). Я ответил ему, что у меня семья, трое детей и с таким "багажом" мне далеко не удрать.
 

— Что можете сказать про остальных членов вашего "прокурорского" сообщества?
 

— Нищеменко, Базылян (экс-прокуроры Одинцовского и Серпуховского районов Роман Нищеменко и Олег Базылян арестованы по обвинению в получении взяток.— "Ъ") — все нормальные, в общем-то, люди. Ведь мне приходилось общаться с ними не только по игорным делам, но и в других ситуациях. Я не говорю, что все мы такие белые и пушистые, но ведь мы работали в системе и были вынуждены подчиняться ее правилам. Иначе она бы нас бы просто выдавила. Сказал Игнатенко: "Ване помогать" — и все взяли под козырек; дал бы он команду: "Стоп, хватит" — и вся помощь бы тут же прекратилось. Зампрокурора области для нас был — фигура!
 

— Ваши коллеги не пытались последовать вашему примеру и заключить соглашение о досудебном сотрудничестве?
 

— Нищеменко, насколько мне известно, тоже собирался сотрудничать, но Генпрокуратура убедила его молчать. Наверное, там пообещали ему помочь.
 

— Во время следствия от вашего коллектива обвиняемых каким-то образом "отбился" экс-прокурор Ногинска Владимир Глебов: ему без всяких сделок со следствием переквалифицировали обвинение со статьи о взятке на менее тяжкую — превышение должностных полномочий. Он действительно не участвовал в коррупционной схеме?
 

— Глебов — бедолага. Он вообще не брал взяток, поскольку, в отличие от остальных, не был даже знаком с Назаровым и просто не мог получать от него деньги. Рассмотреть его дело отдельно, в особом судебном порядке, было бы вполне законно и справедливо, но Генпрокуратура не пропускает материалы по Глебову в суд, опасаясь преюдиции (даже условный срок, назначенный судом господину Глебову, может послужить юридическим обоснованием для вынесения обвинительных приговоров остальным участникам коррупционной схемы.— "Ъ").
 

— Неужели такая большая и дружная прокурорская команда могла делать свой бизнес без ведома первого лица — тогдашнего прокурора Мособласти Александра Мохова?
 

— Мохов, как мне кажется, человек несколько другого склада: материальная сторона дела его как-то мало интересовала. Еще раз повторюсь, инициатором всех наших "тусовок" всегда был Игнатенко, а как у него складывались отношения с областным прокурором, мне неизвестно.
 

— Как складываются сейчас ваши взаимоотношения со следствием?
 

— Установился нормальный рабочий контакт, после того как я предоставил следователю полный расклад по Игнатенко.
 

— А как в вашем бывшем ведомстве отнеслись к тому, что вы фактически начали сдавать своих?
 

— Сформулировать это надо по-другому: я просто не дал сделать из себя козла отпущения, когда Генпрокуратура решила заткнуть свои дырки моей задницей. Они боятся разоблачений в собственном ведомстве, поэтому хотели, чтобы я молчал,— расследование в этом случае не пошло бы дальше Урумова. Но я молчать не буду, если Генпрокуратура и дальше станет препятствовать заключению моей сделки со следствием. Кстати, не будет геройствовать на допросах и Александр Игнатенко. Во время нашей последней встречи 3 мая он прямо сказал: "Если меня возьмут — первым делом сдам всех генпрокурорских".
 

— Как вам живется под домашним арестом?
 

— Как говорится, на условия содержания не жалуюсь. Живу в комфортабельной квартире со своей семьей, поэтому быт на высшем уровне: жена всегда может приготовить мне еду или постирать одежду. Погулять и покурить выхожу обычно на балкон. Контакты с внешним миром мне запрещены, но я как-то приспособился — например, врачей из поликлиники, когда что-то заболит, вызываю на дом.
 

— В настоящее время вы активно судитесь со своими бывшими руководителями. Как продвигаются гражданские процессы?
 

— Один из своих исков — о незаконности постановления замгенпрокурора Виктора Гриня, запретившего мне заключить досудебное соглашение,— я выиграл еще в июле. Тверской райсуд Москвы признал тогда постановление необоснованным и незаконным, однако Генпрокуратура на судебное решение вообще никак не отреагировала. Иначе говоря, разрешения на сделку до сих пор нет. Второй иск — о незаконности моего увольнения по так называемым компрометирующим обстоятельствам из Мособлпрокуратуры — сейчас рассматривается Мещанским райсудом Москвы. В качестве компрометирующих обстоятельств тогда было названо мое знакомство с Иваном Назаровым, который был и остается законопослушным гражданином до тех пор, пока обратное не будет установлено судом. На состоявшемся заседании суд затребовал у Мособлпрокуратуры мое личное дело и материалы проверки, которая усмотрела в моих действиях нарушение присяги прокурора.
 

— Рассчитываете восстановиться в прокуратуре?
 

— Да, и сразу же уволиться по собственному желанию. Работать в это ведомство я больше в жизни не пойду.
 

— Надеетесь на оправдательный приговор или условный срок?
 

— Если бы я умел делать прогнозы, то не сидел бы сейчас здесь.