Ю.ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. В эфире Юлия Латынина, +7 985 970-45-45 – это наши смски. И естественно вы можете смотреть нас на iPhone’ах, iPad’ах и прочих устройствах с помощью компании Сетевизор. На этой неделе отмечали 70 лет 22-му июня, дню начала Великой Отечественной войны. Это полностью фиктивная дата. Что произошло 1 сентября 1939 года? 2 тоталитарные державы начали Вторую мировую войну, договорившись за неделю до этого о том, как разделить Европу. Что произошло 22 июня 1941 года? В этот день Гитлер нанес удар Сталину, готовившемуся нанести удар Гитлеру.
Еще раз. Война, в которой СССР потерял 28 миллионов человек, началась не 22 июня. Она началась для СССР 17 сентября 1939 года, когда советские войска вошли в Польшу и разделили ее вместе с Гитлером, и даже принимали совместные парады под Брестом, под Львовом.
И, вот, когда смотришь на все, что происходило на этой войне, то видишь, что она рассыпается, ткань истории рассыпается под внимательным взглядом изучающего точно так же, как рассыпается эта фиктивная дата. Какое событие ни возьми, на поверку оказывается не тем, чем его представляет официальная историография. Возьмешь героев, нам говорят о подвигах 28 панфиловцев у разъезда Дубосеково. Неправда: часть панфиловцев осталась в живых, не было никакого комиссара, который кричал «Ребята, отступать некуда – за нами Москва» и отступили. Кто-то там из панфиловцев даже оказался потом в плену, даже оказался гитлеровским полицаем.
Героем называют Зою Космодемьянскую. Действительно, это фанатичная девушка, которая кричала перед смертью «Нас 150 миллионов – всех не перевешаете». Но проблема заключается в том, что подвиг ее был несколько странного свойства: она сжигала в соответствии с приказом Сталина от 17 ноября крестьянские дома. И насчет 150 миллионов. По крайней мере, некоторая часть из этих 150 миллионов, те крестьяне, дома которых она сожгла, прибежали в полицейский участок и пытались ее там расцарапать.
Вот, осада Ленинграда. 125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам. Вот, Марк Солонин в своей последней книжке в маленькой очень статье о блокаде Ленинграда только коснулся этой темы. И сразу вся краска поползла с нее, и выяснилась масса совершенно простых и очевидных вопросов. Вопрос первый. Ну как же? Вот, американцы наладили снабжение Западного Берлина по воздуху во время блокады. Ленинград не надо было снабжать по воздуху – там была вода. Водный транспорт не в разы, а в 100, а то и в 1000 раз вместительнее самолетного, грузоподъемнее. Достаточно было раз в день баржу пускать по этой воде. А потери там были небольшие – потери были 4% тонуло от гитлеровского огня, это ничтожные потери для войны. И город был бы, ну, во всяком случае, не 125 блокадных грамм. «А вот, - говорит Солонин, - есть сведения, что из Ленинграда вывозили продовольствие перед блокадой». Ну, в рамках, видимо, все тех же сталинских приказов, что, наверное, город собирались сдать и хотели, чтобы там ни грамма хлеба не оказалось. «А, вот, - говорит Солонин, - такой-то флот стоял на озере». А куда ж флот делся? А его эвакуировали, чтобы не достался врагу. Как это флот эвакуировали, баржи эвакуировали, а людей оставили? Да и потом приводит Солонин факты, и оказывается, что если разделить даже поступавшее на этих баржах количество продовольствия, то и то получится не 125 блокадных грамм, а 600. А согласитесь, 125 и 600 – это, мягко говоря, разница, между жизнью и смертью в данном случае. Что же было-то? Куда делись 450? Воровали? При Сталине воровали? В таком количестве? Ну, мы, конечно, знаем, что Жданов, который возглавлял Ленинград, что он был жуткая сволочь, что ему персики возили свежие на самолетах. Вот, ему-то как раз возили, ему-то как раз возили на самолетах. Но как же может быть так, что, опять же, как справедливо Солонин пишет, мы величие собственных побед мерим ценой наших потерь? А осада Ленинграда – сколько виноват Гитлер, а сколько виноват Сталин?
Или говорят «Жуков – гениальный полководец». Ну а вопрос: а чем же, собственно, Жуков был гениальным полководцем? Человек, который израсходовал в огне этой войны вместе со Сталиным русский народ, как это писал Виктор Астафьев. Что делал Жуков? Под Ельней в августе 1941 года бросал пехоту на штурм врытых в землю танков и минных полей. Под Ржевом этот браконьер народа русского, опять же по выражению Астафьева, в течение 15 месяцев бросал полк за полком, дивизию за дивизией на абсолютно бессмысленные штурмы укрепленных немецких позиций. Потери войск превысили 2 миллиона человек, сам город был уничтожен полностью: из 40 тысяч населения осталось 248 человек. Ржев – самая кровопролитная битва за всю историю человечества. Что мы о ней знаем? Ничего. Зато у нас принято называть Жукова «гениальным полководцем». Странная гениальность. Это не гениальный полководец, это гениальный палач.
И вот так со всем, во что начинаешь всматриваться. И видишь, что в этой войне нет гениальных решений кроме решений Сталина. Нету подвигов. Очень мало подвигов, которые выдержат скептическое отношение. Понятно, да, с подвигами в мире такое случается. Раевский не водил своих сыновей на штурм батареи, но Раевский был очень храбрым человеком. А здесь подвиги рассыпаются под пальцами в прах. И иногда думаешь: «Ну, знаете, наверное, это же, все-таки, Вторая мировая война, дело решала техника, дело решала массовая мобилизационная армия». А потом думаешь: «Стоп. Это Первая мировая война была позиционной. Это там люди сидели в траншеях, и их засыпало снарядами и газом, они бессмысленно гибли. А Вторая мировая война была маневренной».
Что же случилось со Второй мировой войной, когда она перешла на территорию России? И самое изумительное заключается в том, что когда начинаешь смотреть, что происходило на других фронтах, то вдруг вот это вот все, что раньше характеризовало войну – решительность полководца, его характер, принимаемые им решения, героизм – вдруг возникает снова. Вдруг оказывается, что, действительно, на других фронтах шла какая-то другая война. Это очень мало замечают люди, поскольку, действительно, у нас обычно все начинается с 22 июня и далее до 9 мая.
И сегодня... Я хотела об этом говорить на 9 мая, но лучше я поговорю об этом сейчас. Сегодня я хочу поговорить о части Второй мировой войны и о полководце, вернее, флотоводце, который не фашистский, чтобы не вызывать нездоровые ассоциации, не американский, поскольку наши патриоты не любят, как они там говорят, «Четвертый Рейх». Я хочу поговорить о роли личности во Второй мировой войне на примере адмирала Ямамото, человека, который задумал Перл-Харбор.
Это человек, который после своей смерти был награжден Гитлером железным крестом. Смерть его, напомню, была связана с тем, что американцы специально послали эскадрилью его сбить. Это была фантастическая спецоперация времен Второй мировой войны, которая не имеет параллелей в истории, потому что, ну, в общем, не посылали киллеров обычно к полководцам ни в какое время.
Так вот, будучи человеком, который устроил американцам Перл-Харбор, адмирал Ямамото был категорическим противником войны с Америкой, войны в Китае, союза с нацистской Германией, и за это Военная партия неоднократно угрожала ему смертью. А угрожала смертью – это, знаете, была не простая угроза, потому что Япония того времени – она вообще была удивительно схожа с СССР. Было 2 азиатские страны, Советский Союз и Япония, они обе стремительно модернизировались. Модернизацию обе они понимали как вооружение с целью захвата жизненного пространства, и Сталин заставил всю Россию работать на войну – строил заводы, на которых производились танки, заводы, которые производили сталь для танков, электростанции, которые производили электричество для того, чтобы произвести сталь, которая нужна была для того, чтобы произвести танки. В Японии было очень похоже. Военные расходы достигали 43% бюджета. При этом Япония добывала 10% нужной ей нефти, 12% железной руды, 0% нужного ей угля. И, соответственно, японские военные полагали, что уголь и кокс они возьмут в Манчжурии, нефть в Вест-Индии, а медь на Филиппинах.
И существенная разница между Японией и Советским Союзом заключалась в том, что в СССР решение о милитаризации принимал лично Сталин, в Японии, вопреки воле колеблющегося императора, принимала армия и устраняла со своего пути всех, кто был не согласен, самым простым способом – убийством. Премьеров в Японии убивали вообще раз в несколько лет.
В 1936 году 26 февраля была даже уникальная история: армия попыталась устроить военный переворот. По обычаю началось с тотальных убийств, поубивали кучу адмиралов, генералов. Премьера на этот раз не убили, но по ошибке – там офицер, которого послали убить премьера, не знал его в лицо и убил его зятя.
Адмирал Ямамото, который тогда был зам военного министра и принадлежал к Партии мира, ожидал чего-то подобного. И со своими друзьями адмирал принял меры, потому что в случае захвата заговорщиками парламента он и адмиралы Инау и Йонаи собирались расстрелять парламент из орудий главного калибра, стоявших на рейде Первого и Второго японских флотов. Это вам, ребята, не холостой выстрел Авроры – там адмиралы посчитали, что им хватило бы 3-х залпов.
Это я к тому, что словосочетание «милитаристская Япония», которое любила использовать советская пропаганда, удивительно отвечает реалиям того времени. Япония была, действительно, милитаристская. И, вот, в этой милитаристской Японии жил человек, который очень не хотел воевать с Америкой.
Он побывал в Америке дважды. Один раз он учился в Америке, в Кембридже, он вообще прекрасно знал английский, еще в военной академии читал Библию, на насмешки курсантов отвечал «Надо знать врага». Второй раз адмирал приехал в Америку в 1925 году в качестве военно-морского атташе, и с ним произошла интересная история. Он вообще очень сильно интересовался нефтью, естественно, не как предприниматель, а как офицер военно-морского флота страны, у которой нефти нет. И поехал на нефтяные поля в Мексику. Вот, по случаю этой его мексиканской поездки мексиканское правительство послало в Вашингтон в японское посольство следующую телеграмму, зачитываю: «Человек, который именует себя Исороку Ямамото, командором японского флота, путешествует по стране, инспектируя нефтяные поля. Он останавливается в самых гнусных чердаках третьеразрядных отелей и никогда не ест в ресторанах отелей, питаясь вместо этого хлебом, водой и бананами. Пожалуйста, подтвердите его личность».
А интересна причина, по которой Ямамото в Мексике сидел на диете из бананов. Он происходил из бедного клана, семью его звали Такано и он был усыновлен кланом Ямамото уже в зрелом возрасте как восходящая звезда флота, но и тот, и другой клан были бедные. То есть от родственников у него денег не было. Можно было разбогатеть женитьбой. Опять же, Ямамото женился очень поздно, в 34 года, опять-таки уже как восходящая звезда. У него был целый список невест, из которых он мог выбрать очень знатную и богатую особу.
Надо сказать, что Ямамото был весьма любвеобильный человек, у него было несколько страстных романов с гейшами. Более того, он никогда не испытывал недостатка в партнершах даже во время длительных своих командировок на Запад. А я напомню, что это была первая половина XX века, японцев называли «желтолицыми обезьянами». В самом адмирале, кстати, было, по-моему, 5 футов 3 дюйма, по-моему, он был ниже Владимира Владимировича. Но любовь с точки зрения адмирала – это к гейшам, а семья полагалась для размножения. Поэтому вместо знатных и богатых невест Ямамото выбрал из списка крепкую молодую девицу, которая работала служанкой. Ну, соответственно, от этой женитьбы он тоже не разбогател.
Тем не менее, деньги у Ямамото были. Дело в том, что он был заядлый игрок. Он предпочитал при этом стратегические игры, и обыгрывал японских офицеров в го, а британских и американских их коллег, соответственно, в бридж. Поэтому когда японское командование отказало Ямамото в оплате командировке в Мексику, он собрал необходимую сумму игрой в бридж и поехал.
Однако, в Мексике он повстречал другого японского атташе, который тоже был страстным игроком, но с противоположными, увы, результатами. Соответственно, коллега признался Ямамото, что проигрался в пух и прах, запустил лапу в казенную кассу, что, как вы понимаете, для японского морского офицера той поры могло кончиться только одним. Ямамото отдал коллеге все деньги, а вот сам останавливался в дряннейших отелях.
И, вот, собственно, как я уже сказала, адмирал был категорическим противником войны с Америкой и союза с Гитлером. Он когда в 1934 году после переговоров в Британии возвращался через Берлин, он даже отказался встретиться с Гитлером. И он очень хорошо понимал, что в качестве такового он является одним из главных объектов для покушения со стороны Военной партии. Относился к этому очень философски, писал «Умереть за императора – это высшая честь для военного». Ну, собственно, каким образом умереть – лучше, конечно, на поле боя, но если во время покушения, ну, что делать.
И, вот, в качестве поклонника США и верного императору самурая адмирал Ямамото, назначенный главкомом объединенного флота (собственно, его назначили главкомом флота его друзья, в основном, чтобы вывести из-под ударов столицы, где считалось, что его непременно убьют), и, вот, в качестве поклонника США Ямамото и разработал план нападения на Перл-Харбор, потому что с его точки зрения единственным шансом Японии было ударить быстро и так сильно, чтобы США упали на колени. И сейчас, конечно, даже самый последний американец знает, что это было предательское нападение, что японские бомбардировщики внезапно появились над мирно спящими американскими линкорами в лучах восходящего солнца.
Но дело, на самом деле, не в том, что Перл-Харбор был неожиданностью, а в том, что он знаменовал собой начало новой военно-морской эры. Эры, когда главной ударной силой стал не линкор, а авианосец. До Перл-Харбора, ну, по большому счету, были уже, конечно, там – кого-то потопили с помощью морской авиации, но по большому счету это считалось невозможным. Там максимум, на самом деле, чего опасался американский флот в этой сверхнадежной гавани на Гавайях, что, вот, он будет выходить в море, а ему там попортят шкурку японские субмарины.
То есть вот это очень важный момент. Адмирал Ямамото не просто разработал план атаки на Перл-Харбор. Он создал японский авианосный флот, японскую морскую авиацию и разработал стратегию применения авианосцев и морских самолетов. Кстати, он сам выучился летать. Он это сделал, когда ему было глубоко за 30. И именно потому что он первый из флотоводцев мира объемно и четко представлял себе, почему авианосец должен сменить линкор и дредноут.
Это была, кстати, еще одна параллель между милитаристской Японией и Советским Союзом. Сталин готовился завоевать всю сушу, и создал лучшие в мире танки. Японцы готовились захватить весь Тихий океан – у них был адмирал Ямамото, который, еще раз, создал японские авианосцы, лучшие на тот момент в мире, японские военно-морские бомбардировщики, лучшие на тот момент в мире, и разработал доктрину по их применению. Это сейчас существительное «авианосец» употребляется почти непременно с прилагательным «американский». Крон итальянский, водка русская, авианосец американский. Ну, проблема заключается в том, что главным учителем американцев, который наглядно объяснил им, насколько легко авианосец топит линкор, был как раз адмирал Ямамото, и урок состоялся 8 декабря 1941 года. В 1941 году лучшие авианосцы в мире были американские, а лучший танк в мире был Т-34.
Итак, 8 декабря 1941 года бомбардировщики Накадзима, взлетевшие с палуб авианосцев ударной группы адмирала Нагумо, утопили в Перл-Харборе 5 линкоров, 3 серьезно повредили, повредили или утопили еще 11 кораблей. Япония расценила это как грандиозную победу, США как грандиозное поражение. Был единственный человек, который считал эту операцию неудачной, и это был сам адмирал Ямамото.
Дело в том, что адмирал Нагумо был довольно редким для Японии явлением. С одной стороны, он был членом фракции войны, и в качестве такого был навязан Ямамото, который никогда не имел возможности выбирать своих подчиненных, кстати, в отличие от американских адмиралов. С другой стороны, Нагумо, крайне агрессивный во взглядах, был довольно осторожен в бою. И в Перл-Харборе адмирал Нагумо потерял 29 самолетов, что, в общем, было меньше, чем на иных учениях. И как я уже сказала, потопил в 2-х налетах 5 линкоров и повредил еще 3.
Адмирал Ямамото планировал потерять при Перл-Харборе до 50% самолетов, но уничтожить все. В первую очередь саму базу, ее нефтяное хранилище, которые оказали потом довольно решительное значение в войне. А этого Нагумо не сделал. Ямамото был этим более чем недоволен, хотя он следовал традициям и никогда не критиковал подчиненного, находившегося непосредственно на месте действия. К тому же Нагумо еще не повезло, потому что он не застал в Перл-Харборе американских авианосцев, которые были главной, на самом деле, мишенью для атаки и которые потом сыграли такую решающую роль в битве при Медуэе.
Итак, как я уже сказала, Ямамото с самурайским фатализмом не сомневался, чем кончится война с Америкой. Он писал: «Я умру на палубе Нагато (это был тогда его флагман, он потом его сменил), и к этому времени Токио будет разбомблен 3 раза». Собственно, так и произошло. Еще за несколько месяцев до войны Ямамото отвечал на вопрос премьер-министра об исходе войны с США так: «Я смогу делать в Тихом океане все, что захочу, в течение полугода или года. Но у меня нет никакой уверенности в том, что касается 2-го или 3-го года войны». И, собственно, так оно и случилось, потому что первые полгода японский флот одерживал победу за победой, демонстрируя тем самым превосходство разработанной адмиралом военной доктрины. И, вот, в мае 1942 года, чувствуя, что время истекает, адмирал предпринял вторую грандиозную попытку заманить американские авианосцы в ловушку возле атолла Медуэй и, уничтожив их, продлить господство японцев на море.
Медуэй – это такие 2 крошечных клочка в Тихом океане, это где-то 1100 морских миль от Перл-Харбора. На одном из этих клочков аэродром, и состоял он из 3-х взлетно-посадочных полос, расположенных треугольником. Причем, каждая полоса начиналась в шаге от берега, и в шаге от берега кончалась. Это, знаете, такой классический пример важнейшей опорной базы для флота, которая сейчас в век ракет совершенно потеряла всякое значение как Курильские острова или, скажем, гавань Сан-Хуан в Пуэрто-Рико.
Но тогда Медуэй был единственным местом, где американский флот мог передохнуть и заправиться. Было ясно, что США будут биться за него до последнего. Этим и хотел воспользоваться Ямамото, заманив американский флот в ловушку. И план заключался в том, что японский флот, идущий к Медуэю, был разделен как всегда на 2 группы. В составе 1-й группы находились авианосцы под командованием все того же Нагумо. Они должны были сначала уничтожить на Медуэе аэродром, потом американские авианосцы идут на помощь, и долбают и их. Ну и была 2-я группа, в составе которой находился флагман самого Ямамото, которая уже обеспечивала высадку десанта и зачистку остального американского флота.
Причем, Ямамото составил очень сложный план, как и подобает мастеру стратегических игр. Американцы теоретически даже не должны были понять, где наносится главный удар, потому что часть японского флота шла к Алеутским островам.
В плане имелся один недостаток, заключавшийся в том, что американцы расшифровали японский военно-морской код, и точно знали, что главной целью Ямамото будет Медуэй. Поэтому к тому времени, когда японский флот, идущий к атоллу, выставил заграждение из субмарин, которые, собственно, должны были обнаружить и, если можно, перехватить американские авианосцы, то американские авианосцы уже прошли мимо. Собственно, даже не это было главной ошибкой. Это одна из вещей, почему я это рассказываю сейчас: битва при Медуэе – это битва, исход которой решали буквально минуты. Не часы, повторяю, а минуты. И ее решил характер адмиралов, которые непосредственно командовали ударными группами. Перерыв на новости.
НОВОСТИ
Ю.ЛАТЫНИНА: Юлия Латынина, +7 985 970-45-45 – это смски, и я рассказываю о битве, в которой как во времена Александра Македонского или во времена Аркольского моста все решил героизм участников, минуты и характер командующих.
Разведывательные самолеты, посланные с обоих авианосных соединений, американского и японского, обнаружили друг друга почти одновременно. И адмирал Реймонд Спронс, командовавший американскими авианосцами, не колебался ни секунды – он отдал команду поднять в воздух все самолеты, которые у него были, по мере готовности, что заведомо обрекало американцев на огромные потери, потому что ясно, что сила удара будет ослаблена его нескоординированностью и бомбардировщики без прикрытия истребителей станут легкой мишенью. Так и произошло: одна из американских эскадрилий улетела вовсе не туда, еще одна нашла японские бомбардировщики, атаковала их в 9:20. Без прикрытия истребители были уничтожены практически полностью – из 15-ти машин уцелела одна. Не нанесла японцам никакого ущерба. Через 20 минут та же судьба постигла бомбардировщики с авианосца «Энтерпрайз».
После этого японцы погнались на юго-восток за третьей волной американских бомбардировщиков, которая появилась в 10 часов. Опять же, не достигла цели, и по стечению обстоятельств в это самое время с другой стороны появляются еще 2 американские эскадрильи, одной из которых командует Маккласки. У Маккласки после безрезультатного поиска японцев уже кончалось топливо – несколько его самолетов упали в океан, но он принял решение продолжать поиск, и это решение решило в течение буквально нескольких минут, ну, десятка, все-таки, минут судьбу Медуэя. Потому что в 10:22 Маккласки и его ведомые разбомбили авианосец Кага, а в течение следующих 10 минут загорелись еще 3 из 4-х японских авианосцев.
Совершенно по-другому действовал адмирал Нагумо. Как я уже сказала, что эти 2 человека принадлежали различным политическим фракциям, лично друг друга терпеть не могли. Нагумо отличался крайней осторожностью, склонностью делать все по уставу и поэтому он был снабжен совершенно четкими инструкциями от Ямамото, в которых был расписан каждый его шаг. Эти инструкции предусматривали бомбежку Медуэя. И, вот, после того как эта бомбежка произошла, бомбардировщики передали Нагумо, что полоса разбомблена, но недостаточно – нужна вторая волна.
На палубе японских авианосцев всегда стояла ровно половина японских самолетов, была снаряжена не зажигательными бомбами, которые нужны были для уничтожения аэродрома, а торпедами для уничтожения вражеских кораблей. Эта сила всегда должна была иметься в резерве – такова была доктрина, разработанная Ямамото. Нагумо заколебался, он отдал приказ заменить торпеды бомбами. Перевешивали бомбы. Тут пришло известие, что замечен поблизости американский авианосец. Нагумо снова сказал «Вешайте торпеды». Тут у него возникла следующая проблема. Японцы ожидали возвращения первой волны своих самолетов, и если бы Нагумо отдал приказ торпедоносцам взлететь, то отбомбившимся по атоллу самолетам с пустыми баками просто некуда было бы садиться.
И адмирал Ямагути, который командовал авианосцем Хирю, советовал Нагумо сделать то же самое, что сделал адмирал Спронс – немедленно приказать самолетам взлететь, невзирая на нескоординированность атаки. Нагумо решил подождать, пока сядут его самолеты, возвращавшиеся с Медуэя. Это решение было абсолютно роковым, потому что эскадрилья Маккласки обрушилась на японские авианосцы в тот момент, когда на палубах был хаос, шла заправка. На палубах лежали торпеды, бомбы, топливные шланги. А у японских истребителей, которые уничтожили первые несколько волн американцев, кончились топливо и боеприпасы.
То есть удивительно, что в этой битве американский адмирал действовал, на самом деле, совершенно по-японски. Он, по сути, пожертвовал своими летчиками, превратив их в камикадзе. Он заведомо обрек большую часть самолетов на смерть.
Японский адмирал действовал как-то вообще по-американски. Вот, для Нагумо всегда характерное для него желание сохранить своих летчиков оказалось абсолютно роковым. Троих американских летчиков японцы захватили живыми, одного из них они убили, еще двух привязали к канистрам из-под керосина, наполнили их водой и швырнули за борт. Японцы потеряли 3 тысячи человек, все 4 авианосца ударной группы. Акаги и Сорю были потоплены эскадрильей Маккласки, Хирю подожгли к вечеру. Его покинула вся команда за исключением адмирала Ямагути и, собственно, капитана авианосца Тамаи Каку, которые, соблюдая самурайские традиции, погибли вместе с кораблем. Причем, в лице Ямагути Ямамото лишился одного из своих лучших адмиралов.
Собственно, я не хочу рассказывать долго, я хочу рассказать последнюю заключительную историю – это как раз история гибели Ямамото 18 апреля 1943 года, когда Ямамото отправился в инспекционный полет по Соломоновым островам. Это был полет, совершаемый в разгар новой успешной наступательной операции, которую начал 11-й воздушный флот. Он был очень необходим для понятия духа японской армии и флота после страшной войны на истощение при Гуадалканале. Это такая битва, которую японский флот выигрывал, пока японская армия ее не проиграла.
Лететь было очень опасно. Ямамото и его начальник штаба летели в двух разных бомбардировщиках – такой был приказ Ямамото: начальник штаба и он никогда не летали на одном самолете. Оба, кстати, были за штурвалами своих самолетов, хотя у них были вторые пилоты. И так как полет был предназначен в первую очередь для поддержания воинского духа, Ямамото сел за штурвал в новой полевой форме, на груди его были все медали, на поясе короткий самурайский меч работы знаменитого мастера. Правда, в карман адмирал, тяжело страдавший от всяческой дряни к этому времени, положил чистой туалетной бумажки.
Все понимали, что полет опасен, Ямамото предупреждали. Но, опять же, не понимали, насколько он опасен, потому что американцы точно знали, куда Ямамото летит. При этом адмирал Нимиц и Халзи не посмели сами принять решение, они доложили об этом Рузвельту. И тот принял беспрецедентное решение любыми силами сбить самолет Ямамото. Главная беспрецедентность этого решения состояла в том, что она обнаруживала очередной раз знание американцами японского кода и, соответственно, ставила под удар дальнейшие операции, основанные на этом знании.
Ну и была сложность этого решения, которое состояло в том, что американские летчики, 18 самолетов должны были без всякого GPS пролететь в полном радиомолчании почти 700 километров, и вынырнуть из-под облаков в точности, когда самолеты Ямамото будут заходить на посадку. Собственно, им это удалось, потому что за 15 минут до посадки 2 японских бомбардировщика и 6 сопровождавших их истребителей были атакованы 16-тью (2, все-таки, потерялись американских истребителя). Буквально в течение 20 секунд был сбит самолет Ямамото, адмиралу Угаки, начальнику штаба повезло больше. Он вспоминал: «Очередь американцев прошлась по нам с великолепной точностью. Несколько человек на борту были убиты сразу, включая офицера штаба Мурои, которого я увидел лежащим на столе лицом вниз и с раскинутыми руками». Пилот успел отвернуть, этот самолет упал не в джунгли, а в океан. Самолет загорелся, начал тонуть. Угаки, у которого было сломано запястье, доплыл до берега, а Ямамото нашли в джунглях на следующий день. Он сидел в пилотском кресле, которое вылетело из кабины при столкновении с землей. В него попали 2 пули. Судя по всему, он был убит еще в воздухе. Рука его, по свидетельству нашедших его японцев, сжимала рукоять короткого самурайского меча, лицо было совершенно спокойно, и у этой совершенно японской смерти было совершенно американское продолжение. Потому что один из летчиков, который участвовал в операции, его звали Томас Ланфьер. И, вот, едва вернувшись, этот летчик заявил, что это он убил Ямамото. Это было неправда – самолет Ямамото подбил другой летчик, капитан Барбер. В 1943 году Ланфьер дал на эту тему интервью журналу «The Time», расхвастался, что это он. Причем, Ланфьера не остановило даже то, что его брат в это время был в японском плену. Причем, первоначально командование разделило почести на сбитый самолет Ямамото между Ланфьером и Барбером. Но Ланфьер так неустанно хвастался о том, что, вот, это он, это он сбил Ямамото, что, в конце концов, Рекс Барбер подал на своего ведомого в суд.
Вот история о том, что в то время как в Советском Союзе шла вот эта затяжная страшная война, где подо Ржевом бессмысленно гибли люди, на других фронтах шла достаточно другая война. И я, конечно, понимаю, что здесь речь идет не об армии, а о флоте, а на флоте всегда выше элемент случайности. Но вот в чем дело. Сталин создал принципиально новую армию. В отличие от Александра Македонского или Наполеона, побеждавших с теми армиями, которые у них были, он не был гениальным полководцем, который побеждает с той армией, которая есть. Он пытался создать армию, которая будет выигрывать при любом полководце. Так же, как это делал Цинь Шихуанди или Фридрих Великий. Он создал заводы, которые производили немереное количество гигантской техники, он создал армию, в которой он попытался превратить народ в рабов. Ему приходилось решать вопрос, как заставить рабов воевать. И проблема заключается в том, что если вы посмотрите на состав Красной армии, вы увидите, что, несмотря на то, что она называлась рабоче-крестьянской, военачальников в ней было больше, чем во всех армиях мира. И поэтому происходило то, что описано в воспоминаниях Николая Никулина, членкора Российской академии художеств, который в 1941-м воевал под Ленинградом, когда Никулин, чей полк гибнет раз за разом в бессмысленной бойни, бросаемый на непреодолимые укрепления, вдруг случайно попадает в тыл и видит там генерала, командующего 311-й стрелковой дивизией, в которой он, собственно, воюет. И Никулин пишет: «Я заглянул в щель сквозь приоткрытую обмерзлую плащ-палатку, увидел при свете коптилки пьяного генерала, распаренного, в расстегнутой гимнастерке. На столе стояла бутыль с водкой, рядом высились кучи пряников, у стола сидела полуголая и тоже пьяная баба». Это так заставляли российский народ воевать, так его израсходовали. И ужас заключается в том, что при такой картине войны, при таком генерале 311-я дивизия потеряла убитыми 60 тысяч при том, что штатная численность стрелковой дивизии в 1941 году была 14 тысяч человек. При такой дивизии, при таком генерале не может быть героя-военачальника и, к сожалению, не может быть героя того, среди тех, кого гонят на убой.
Это одна вещь, о которой я хотела сказать в эти дни. И вторая вещь. Я бы хотела поспорить с одной исторической очевидностью, которая гласит, что Советский Союз умер. Он был Советский Союз, был свободный мир и Советский Союз не выдержал соревнования со свободным миром. Плановая экономика не выдержала соревнования с рыночной, секретность с открытостью, тоталитарная система с демократией и так далее. А вот я хочу поспорить сегодня с этой исторической очевидностью. Я хочу сказать, что СССР умер, но перед смертью он успел отравить все западное общество. Он был крайне неэффективен во всем, что касалось созидания, науки и прогресса. Но был крайне эффективен во всем, что касалось разрушения, идеологии, насилия и лжи. И поэтому порожденные им носили ложь, продолжая жить в современном обществе, разрушая и подтачивая самые основы человеческого общежития. И эта жизнь СССР впрямую связана с тем, что произошло во Второй мировой войне – произошло 1 сентября, когда 2 тоталитарные державы начали Вторую мировую войну, произошло 9 мая, когда диктатор, задумавший Вторую мировую войну как средство передела мира и превративший свою страну в гигантскую фабрику по производству оружия и взрастивший Гитлера как инструмент этого передал, выиграл Вторую мировую войну в союзе с теми, против кого он ее начинал.
Вторая мировая война покончила с тем Западом, который побеждал мир. Она покончила с несколькими вещами. Во-первых, она покончила с колониализмом. Я думаю, сейчас слушатели очень удивятся, потому что они знают, что колониализм – это последняя стадия империализма, проклятые колонизаторы в колонии пили из жертв кровь, американцы истребили индейцев. Все так. У колониализма была одна особенность. В эпоху колонии любая страна, которая не хотела быть завоевана, имела только один способ этого избежать – стать Западом. В эпоху колониализма любая страна, которая не хотела быть завоевана, задавала себе вопрос, который в 1731 году задал турецкий первопечатник Мутеферрика: «Почему христианские нации, столь слабые в прошлом по сравнению с мусульманами, владеют теперь столь многими землями и даже наносят поражение некогда победоносным Оттоманским армиям?»
После Второй мировой войны система колоний рухнула. У Великобритании или другой страны не было возможности прямо или косвенно доминировать над Индией, Замбией, Ираном, когда рядом существовал СССР, который всегда был готов помочь несчастным жертвам колонизаторов оружием, деньгами и идеологией. И вопрос «Что надо сделать, чтобы стать сильными?» был заменен восклицанием «Ах, они нас поработили, значит, они виноваты!»
По странному совпадению освободившиеся колонии показывали тем лучшие результаты, чем дольше они находились под властью колонизаторов. Индия развивалась лучше, чем Замбия. И все те, кто находились под властью колонизаторов недолго, были отброшены далеко назад. Если во время колонизации ВВП Великобритании на душу населения превышал уровень ВВП Замбии в 7 раз, то через 20 лет разница составляла 27 раз. Причем, удивительно, что это поразительное утверждение «Они сильнее нас, значит, они хуже, они богаче, значит, они мерзавцы» не осмелился оспаривать даже сам Запад. И либеральные круги, и правительства Запада сокрушенно повторяли: «Да, мы вас завоевали, поэтому вы – слабые и отсталые». Практически не было людей, которые сказали «Черт возьми, мы вас завоевали, потому что вы были слабые и отсталые, иначе бы это вы завоевали нас».
Во-вторых, Вторая мировая война покончила с имущественным цензом и заменила его всеобщим избирательным правом, одно из самых страшных яств, разъедающих сейчас свободное общество. Я думаю, тут многие удивятся все больше, потому что они как-то, вот, не привыкли думать о Советском Союзе как о стране со всеобщим избирательным правом, и вообще им на каждом шагу говорят, что, вот, всеобщее избирательное право – это и есть свобода.
Ничуть. Те страны, в которых оформились современные идеи прав личности, неприкосновенности частной собственности, экономической свободы, вне зависимости от того, были они монархией как Великобритания или республикой как США, не имели всеобщего избирательного права, а имели имущественный ценз, причем имели достаточно большое количество избирателей, под этот ценз подпадающих. Потому что, например, к сожалению, Латинская Америка – в ней было очень мало богатых людей, поэтому в ней даже при наличии имущественного ценза никогда не было нормальной демократии.
Это правда, что всеобщее избирательное право как идея появилось задолго до страны победившего пролетариата. Но внедрение его неизменно кончалось катастрофой для свободы. В первый раз, напомню, его внедрила Франция, руководствуясь руссейскими идеями об общем благе, дело быстро кончилось гильотиной. Второй раз из европейских стран для мужчин его внедрила Германия при Бисмарке в 1871 году, потому что железный канцлер строил государство всеобщего благосостояния, справедливо полагал, что патриотичные массы ослабят в Рейхстаге влияние всяческих там либералов.
И, вот, несмотря на все заклинания, которыми освещено нынче торжество всеобщего избирательного права и демократии, внимательному наблюдателю бросается в глаза один парадоксальный, казалось бы, факт. С одной стороны, понижение имущественного ценза способствовало возникновению в Европе фашистских режимов. А с другой стороны, сами фашистские режимы и социалистический режим в СССР способствовали укоренению всеобщего избирательного права.
Вот, замечательный есть словарь «В помощь избирателю» к выборам в Верховный совет СССР сталинский, и в нем есть дивная фраза: «Только в СССР всеобщее избирательное право, провозглашенное сталинской Конституцией, не знает никаких ограничений». И единственное, что неправда в этом утверждении, заключается в том, что, конечно, избирательное право всеобщее в этот момент было и в фашистской Италии, где Муссолини в 20-х годах ввел всеобщее избирательное право, в том числе для женщин.
Я хочу обратить ваше внимание, что всеобщее избирательное право утвердилось как общепринятая норма на Западе именно после Второй мировой войны. И это была абсолютная идеологическая капитуляция именно перед тоталитарными режимами. Потому что нельзя было ответить на вопрос «А почему вы лишили избирательного права неграмотных и нищих?», не открывая, не подставляя бок для убийственной критики со стороны левых. Всеобщее избирательное право в конечном итоге привело к ползучему социализму, разрастанию государства и превращению его из инструмента обеспечения прав граждан в инструмент обеспечения благ избирателей. Если вы спросите меня, какой политический режим в смысле избирателей является наилучшим, я отвечу: такой, при котором голосует любой человек, который платит налогов хотя бы на грош больше, чем он получает благ от государства.
Наконец, третий момент. С момента создания Коминтерна и выделения Сталиным гигантских сумм на подготовку общественного мнения в интеллектуальных кругах Запада стала доминировать левая идеология. Я отнюдь не хочу сказать, что она родилась при Сталине. Конечно, нет: первым левым в современном смысле слова вообще был Жан-Жак Руссо, а первой левой революцией – французская революция 1789 года. Но мы никогда не видели такого тотального масштабного наступления на основы рынка и на обязанности государства, связанные с применением насилия для защиты прав и свобод граждан как с конца Второй мировой войны. Собственно, мы никогда не видели и до этого такого очевидного игнорирования реальности как со стороны полезных идиотов, которые там клеймили буржуазный кровавый режим и в то же время в упор не видели сталинского ГУЛАГа.
Потом была вьетнамская война, когда американские левые с упоением разоблачали зверства американской военщины и как-то почему-то не видели, что упорядоченное, тотальное, возведенное в ранг стратегии зверство есть главное оружие вьетконговцев, с помощью которого они и добились победы.
Потом была гонка вооружений, когда борцы за мир требовали разоружения от западных стран, изумительным образом игнорируя тот факт, что на гербе противостоящего им мирного Советского Союза изображен весь земной шар, а 80%, если не 90% промышленностей мирной этой страны работает на производство оружия.
Я понимаю, что не все леваки были платными агентами Коминтерна. Но понимаете, какая штука? Был XIX век – тогда коммунистов и социалистов было пруд пруди, а результатов социализма никто в глаза не видел. Но на другом конце политического спектра существовал мощный оппонирующий им классический либерализм. А, вот, XX век. Результаты социализма за железной стеной, за берлинской стеной, за «железным занавесом» бросаются в глаза. И вдруг голоса левых всех сортов беспощадно забивают эфир на всех волнах, даже само слово «либерализм» украли и стали им обозначать идеологию, диаметрально противоположную той, что исповедовал Адам Смит.
Очень быстро эти левацкие организации вслед за своим хозяином научились лгать, потому что ложь – это более выгодная стратегия, чем хвастовство, это показал еще крах фашистской Германии. СССР готовился к войне, а говорил о мире, уничтожил всякую свободу, а формально пользовался всеобщим избирательным правом. Так же и левые. Скажем, американская Лига борцов за гражданскую свободу, основанная коммунистами и для внедрения в Америке коммунизма, стала называть себя борцами за права человека. Но, ребята, или права человека по декларации независимости 1776 года, или коммунизм – одно из двух.
Причем, после распада СССР большинство борцов за мир остались без объекта, который нужно было защищать от кровавого буржуазного режима, и быстро нашли новый объект защиты в лице исламских террористов, которые точно так же как вьетконговцы или КПСС реально исповедовали тотальное, ничем не ограниченное насилие, а публично жаловались, что являются жертвами агрессора. И произошло очень быстро катастрофическое отрицание права государства на защиту своих граждан. В сущности, на наших глазах, потому что в 1944 году никому не пришло бы в голову говорить «Зачем высаживаться в Нормандии? Насилие насилием не исправишь, насилие приведет только к новым жертвам». А вот сейчас там в 2011 году фразы типа «Как посмели израильтяне проводить операцию «Литой свинец»? Насилие насилием не исправишь, насилие приведет только к новым жертвам», они совершенно обычны. И западная цивилизация не может долго существовать, если ее же собственная идеология будет отрицать за ней право на защиту.
Наконец, четвертым, наиболее зримым признаком победы социализма в Европе является, собственно, сам победивший в Европе социализм. Социализм – это же, ведь, не обязательно, когда всю промышленность заставляют выпускать либо танки, либо сталь. Социализм – это просто когда государство распределяет чужие деньги, а чужие деньги имеют то свойство, что они рано или поздно кончаются. Для социализма вовсе не обязательно отменять рынок – достаточно кардинально повысить налоги. Не обязательно вводить диктатуру – достаточно расплодить бюрократию. И вовсе не обязательно отменять представительный образ правления – достаточно ввести всеобщее избирательное право, и ждать, пока в условиях тотальной бюрократии и тяжелых налогов количество иждивенцев среди избирателей превысит количество доноров.
Помните теорию конвергенции о том, что, типа, социализм рано или поздно станет похож на капитализм? Первая часть теории не очень оправдалась: вместо эволюции СССР произошла катастрофа. А, вот, вторая часть теории конвергенции оправдывается как нельзя лучше: свободный рынок в тех странах, которые мы привыкли называть «Запад», все более вытесняется регулированием.
И, собственно, я это к чему? Сразу после конца Второй мировой войны стало ясно, что итоги Второй мировой оказались катастрофическими для Британской империи. В результате Второй мировой Британия утратила статус сверхдержавы, собственно, чего добивался Гитлер, пусть и путем собственной гибели. И сейчас, спустя почти 70 лет, становится ясно, что итоги Второй мировой войны, выношенные, затеянные и спланированные Сталиным ради мирового господства оказались еще более трагичными. Они уничтожили не просто Великобританию, а весь Запад таким, какой он был до того как СССР стал одним из победителей в войне, которую он сам же спланировал и развязал. И самое удивительное, что Запад проиграл во Второй мировой войн. Он проиграл не СССР, а своей собственной пятой колонне. Но самое удивительное, что выиграли в этой войне против свободного рынка не социалисты – выиграл Китай, который в этой войне не участвовал. Потому что урок истории очень прост: с некоторых пор в ней всегда выигрывает свободный рынок, там, где существует. В 1991 году это осознал на своей шкуре СССР, в очень короткое историческое время это может осознать на своей шкуре Европа. Всего лучшего, до встречи.
Ах, простите, ради бога, господа. Я ухожу в отпуск.
Источник: "Эхо Москвы"