20 января 2009 г. в эфире телеканала «Россия» был показан документальный фильм «Николай II. Сорванный триумф», о последнем русском царе и истории России в период его правления. Ввиду того, что отечественное телевидение нечасто транслирует исторические передачи, отдавая предпочтение эротическим, либо уфологическим фильмам (впрочем, симбиоз этих жанров так же мало кого удивил бы), данный фильм не прошел незамеченным. Живо откликнулись на него и пользователи русскоязычного сегмента сети Интернет, причем их мнения о «Сорванном триумфе» оказались весьма разнообразными, и далеко не всегда оправданными.
 
Как было сказано в первых кадрах фильма чтецом закадрового текста г-ном Верховых, «настала пора сказать правду о последнем русском царе». Данная заявка весьма серьёзна. Она обязывает любого добросовестного исследователя вести изложение исторических событий с опорой исключительно на факты. Рассмотрению того, насколько слово «правда» приемлемо к содержащимся в фильме «Сорванный триумф» сведениям, и посвящена настоящая статья. Сразу следует оговориться, что изложение событий авторами фильма ведётся отнюдь не в строгом соответствии с хронологической последовательностью, что затрудняет их восприятие и препятствует созданию целостной картины правления Николая II. Данный обзор преимущественно построен по тому же принципу, дабы любому заинтересованному читателю было проще сориентироваться в отдельных моментах фильма и их критическом анализе.
 
«Сорванный триумф» начинается с краткого изложения диктором событий 6 января (ст.ст.) 1905 г., когда во время церемонии водосвятия на р. Неве залп орудия Петропавловской крепости был произведен не холостым зарядом, как обычно, а картечью. Комментируя этот инцидент, г-н Верховых говорит следующее: «Боевой выстрел крепостного орудия не был случайностью. Государя хотели убить! Но кто и за что?..»
 
Версия о попытке покушения на царя постулируется в качестве аксиомы. Между тем даже находившийся в эмиграции апологет Николая II С.С. Ольденбург в своем, заказанном Высшим монархическим советом труде «Царствование Николая II» однозначно указывал: «...тотчас же пошли слухи о покушении; следствие потом выяснило, что это, видимо, была чья-то простая небрежность»[1]. Г-ну Мультатули эта точка зрения показалась неубедительной, однако в поддержку своей версии о покушении он не приводит ни единого подтверждения, оставляя её подвешенной в воздухе, как и информацию о якобы произнесённых императором словах: «До восемнадцатого года я ничего не боюсь»[2]. Странно даже, что сценарист, описывая данный сюжет, умолчал о таком знаковом и несомненно мистическом (какие могут быть в этом сомнения?..) нюансе, как ранение городового по фамилии... Романов. 
 
 
Затем слово берёт первый по счету приглашенный для участия в фильме историк — доктор исторических наук, профессор, заместитель директора по науке Института российской истории РАН В.М. Лавров. Из его реплики, посвященной началу 1917 г. (о 1905 г. зритель может на время забыть), следует, что на тот момент «Россия одерживала победу в страшной мировой войне, и она была на пороге триумфа! Триумф уже начинался!.. И — февраль семнадцатого года сорвал триумф России».
 
Именно эта максима, озвученная г-ном Лавровым, и послужила названием для всего фильма. О том, насколько она соответствовала действительности, будет сказано ниже. Пока зритель, несомненно заинтригованный и воодушевленный, внимает ещё одному, на этот раз духовному «эксперту» — архимандриту Тихону (Шевкунову), автору нашумевшей телевизионной агитки «Гибель империи. Византийский урок», весьма вольно трактующей историю средневековой Романии и современной России в их вневременной связи. Он сожалеет об «обреченности фигуры Николая II на непонимание, иногда даже на вражду», видимо, не подозревая, что непонимание будет единственно логичной реакцией вдумчивого зрителя на представление личности последнего русского царя как им самим, так и его коллегами, а главным образом — сценаристом фильма П. Мультатули. Следующий же кадр становится наглядным тому примером.
 
В нём известный политолог, доктор исторических наук В.А. Никонов произносит: «Многие говорили, что Николай был безвольным, и это предопределило его судьбу. На мой взгляд, здесь ситуация сложнее. Он был человеком очень твердых, решительных убеждений». Итак, кто входил в число этих «многих» современников Николая II, упоминавших о его безволии?
 
С.Ю. Витте: «Неглупый человек, но безвольный»[3].
А.В. Богданович: «Безвольный, малодушный царь»[4].
А.П. Извольский: «Он обладал слабым и изменчивым характером, трудно поддающимся точному определению»[5].
М. Кшесинская: «...нельзя сказать, что он был слабохарактерным. И все же он не мог заставить людей подчиниться своей воле»[6].
«У Николая нет ни одного порока, — записал 27 ноября 1916 г. посол М.Палеолог, — но у него наихудший для самодержавного монарха недостаток: отсутствие личности. Он всегда подчиняется»[7].
 
Этот недостаток Николая II неоднократно признавала и его жена, Александра Федоровна. В частности, 13 декабря 1916 г. она писала ему: «Как легко ты можешь поколебаться и менять решения, и чего стоит заставить тебя держаться своего мнения... Как бы я желала влить свою волю в твои жилы... Я страдаю за тебя, как за нежного, мягкосердечного ребенка, которому нужно руководство» (письмо № 639 — она нумеровала все свои письма к мужу). В них царица постоянно просила и требовала, чтобы царственный супруг был твердым, жестким, волевым:
«Будь тверд... помни, что ты император» (№ 305 от 4 мая 1915 г.);
«они должны научиться дрожать перед тобой» (№ 313 от 10 июня 1915 г.);
«покажи им кулак... яви себя государем! Ты самодержец, и они не смеют этого забывать» (№ 351 от 11 сентября 1915 г.);
«ты помазанник Божий» (№ 623 от 5 ноября 1916 г.);
«покажи всем, что ты властелин... Миновало время... снисходительности и мягкости» (№ 631 от 4 декабря 1916 г.);
«Россия любит кнут!» (№ 639 от 13 декабря 1916 г.);
«...будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом — сокруши их всех!» (№ 640 от 14 декабря 1916 г.). Так наставляла Александра Федоровна мужа во время мировой войны, главным образом в период пребывания его на посту Верховного главнокомандующего (!) русской армией... 
 
То, что прямое проявление силы характера было для Николая II непростым делом, неизменно указывается и в отечественной историографии[8], однако г-н Никонов счёл себя более сведущим в этом вопросе, нежели специально изучавшие его коллеги, современники царя и даже его любовница и супруга.
 
Между тем рассмотрение характера Николая II сменяется экскурсом в экономическую историю Европы конца XIX в. Диктор, г-н Верховых, справедливо констатирует: «К моменту вступления на престол Николая II... Россия по-прежнему оставалась в целом аграрной страной», тогда как Германия по темпам экономического развития опережала все страны мира. Однако следующие за этим слова о стремлении Германии к мировому господству с момента вступления на престол кайзера Вильгельма II Гогенцоллерна вызывают большие сомнения: известно, что германский Генеральный штаб с 1888 г. выступал за развязывание превентивной войны, однако Вильгельм долгое время противился реализации этой стратегии. Каждый раз, заглядывая в пропасть, он отшатывался в ужасе и отменял приказы своих военачальников[9]. Но, закрывая на это глаза, создатели фильма тем самым подводят зрителя к следующему сюжету — Гаагской конференции 1899 г.
 
Она позиционируется г-ном Верховых, как «первая в мире конференция по сокращению обычных вооружений». Данная формулировка вызывает удивление, поскольку применительно к концу XIX столетия вооружения не делились на «обычные» и, например, «массового уничтожения». Однако оставим эту формально некорректную деталь на совести сценариста и обратимся к фактической стороне вопроса. Её представление завершают слова диктора — о стремлении царя создать систему международных отношений, которая бы позволяла избегать войн — и доктора исторических наук Н.А. Нарочницкой (ещё одного приглашенного специалиста), называющей Николая II основателем «ныне поднятых на щит миротворческих усилий» — не меньше.
 
Казалось бы, здесь создатели фильма не покривили душой, и сообщаемая ими информация верна. Ан нет! Пытаясь изобразить из царя пацифиста, коих свет не видывал, сценарист фильма умалчивает (или попросту знать не знает) о том, что причины для созыва Гаагской конференции были весьма прозаическими — всё упиралось в деньги. Изначально идея проведения мирной конференции начала вызревать отнюдь не в голове Николая II, а в финансовом ведомстве. Еще в 1881 году министр финансов России Н.Х. Бунге настаивал на сокращении расходов на вооружение. Сменивший его на этом посту И.А. Вышнеградский осенью 1891 года в обращении к министру иностранных дел Н.К. Гирсу также высказывал мысль о желательности добиться соглашения о разоружении или ограничении новых вооружений[10]. Поддержал эту инициативу и военный министр А.Н. Куропаткин, но по той лишь причине, что приостановка вооружений была бы выгодна России, сильно отстающей в техническом отношении от многих стран Европы. Таким образом, конференция 1899 г. в Гааге не была щедрым жестом «миролюбивой» Российской империи — она явилась в известной степени вынужденным шагом. Более того — в условиях милитаризации большинства великих держав призыв Николая II к разоружению — если бы таковой на деле был брошен — следовало бы счесть неуместной, если не преступной маниловщиной. 
 
Остаётся лишь добавить, что цели, поставленные перед российской дипломатией на этой конференции, достигнуты в общем и целом не были — не удалось ни предотвратить скатывания к мировой войне, ни избежать локальных войн и вооружённых конфликтов. Впрочем, ожидать иного результата не приходилось, если даже один из членов русской делегации, юрист Ф.Ф. Мартенс, огорченно записывал в своем дневнике, что члены иностранных делегаций «замечают постоянный разлад между представителями императорского русского правительства», тогда как у делегатов других правительств «ничего подобного не замечается». Несмотря на это, миф об исключительной, едва ли не пацифистской инициативе Николая II оказался живуч, чем охотно воспользовался г-н Мультатули. Однако интересен был бы его комментарий к материалам судебного процесса над истинными пацифистами — «толстовцами» — оправданными единственно усилиями стороны защиты и общественного мнения[11]; как такое могло случиться в правление убежденного противника войн?..
 
 
Тем временем внимание зрителей вновь фиксируется на экономике; «первые годы ХХ века стали периодом бурного развития русской промышленности» – сообщается им. Соответствует ли это действительности? Верным ответом будет отрицательный, ведь в 1900 г. возник промышленный кризис, перешедший в длительную депрессию 1901–1908 гг. Валовая продукция российской промышленности с 1900 по 1908 г. выросла только на 44,9%[12], что никак не подпадает под определение «бурного развития». Далее г-н Верховых сообщает о претензиях России на звание «глобальной энергетической державы». В самом деле, в предвоенный период единственным конкурентом России в нефтедобывающей отрасли были Североамериканские Соединенные штаты, вместе эти государства добывали 80% всей нефти. Однако взглянем на динамику нефтедобычи в России в 1900–1911 г. в миллионах тонн[13]:
 
 
Представленная динамика показывает, что в первом десятилетии ХХ в. положение нефтяных предприятий в целом не было блестящим, кризис явно затянулся, и в означенные годы производство переживало все еще тяжелые времена; видно также, что в 1904–1907 гг. уровень производства в нефтедобывающей отрасли был существенно ниже предыдущих лет и добыча нефти значительно сократилась, особенно выделяется в этом ряду падение 1905 г.
 
Что касается биржевой конъюнктуры, то в начале ХХ в. фондовая биржа все еще не могла оправиться от кризиса, начавшегося в конце 1899 г.; на ней «господствовал застой». По сведениям Министерства финансов, «многие бумаги, разрешенные уже к выпуску, оставлялись в портфеле, так как их не решались пустить в обращение». Лишь в течение 1903 г. цены бумаг стали повышаться. Но осенью этого года, «с первыми тревожными известиями о положении дел на Дальнем Востоке, стало опять наблюдаться некоторое ослабление курсов». Наметившийся в конце 1903 г. выход из кризиса был остановлен русско-японской войной и революционными событиями 1905–1907 гг. Под влиянием затянувшегося экономического кризиса, русско-японской войны и революции 1905–1907 гг. Петербургская фондовая биржа находилась в угнетенном состоянии, и только с конца 1907 г. положение на фондовом рынке начало медленно улучшаться[14].
 
Ко всему прочему, почти вся нефтедобыча и нефтепереработка сосредоточивались в Баку (83%) и Грозном (13,3%), а, во-вторых, в ней господствовал иностранный капитал. К тому же высока была концентрация отрасли: три фирмы — «Бр. Нобель», «Шелл и К°», «Ойл и К°» — добывали и перерабатывали более 50% нефти[15]. Однако обо всём этом создатели «Сорванного триумфа» предусмотрительно умалчивают, страхуя конструируемую ими концепцию блестящего экономического развития России в правление Николая II от сомнений в её бесспорности.
 
Изложение из плоскости экономики переходит к обзору историко-географического аспекта. Зритель слышит: «В начале ХХ века Россия всё уверенней распространяла свое влияние на Восток. Николай II первым из высших государственных деятелей осознал стратегическое значение этого региона». У мало-мальски сведущего в истории Отечества зрителя эта реплика должна была вызвать как минимум сильное недоумение — ведь из неё формально следует, что до 1894 г. у России отсутствовали дипломатические и торговые связи с азиатскими государствами! Между тем диктор не останавливается на дезавуировании Айгунского договора 1858 г., Тяньцзинского 1858 г. и Пекинского 1860 г. договоров[16], заявляя, что «тем самым Николай II опередил своё время как минимум на 50(!) лет».
 
Будучи всё же далек от мысли о полном незнании гг. Верховых и Мультатули истории стран Азии в XIX в. и в частности — «опиумных войн», я, однако же, не берусь объяснить подобное заявление чем-либо иным. О каком опережении своего времени можно говорить, если в том же 1900 г. войска для подавления вспыхнувшего в Китае восстания ихэтуаней наряду с Россией отправили все ведущие мировые державы?! Мысль сценариста тем временем развивается далее: «На Востоке не видели в России врага». Этот довод, очевидно должен был сыграть в пользу имиджа последнего русского самодержца. В этой связи резонно задаться вопросом: а как сам царь и пребывающая под его скипетром Россия относились к этому самому Востоку?..
 
По свидетельству современников, царь даже в высочайших подписях к министерским докладам редко именовал японцев иначе как «макаками»[17]. Под стать такту императора были и особенно популярные в годы русско-японской войны 1904–1905 гг. карикатуры, по словам писателя В.В. Вересаева, «удивительно хамского содержания. На одной огромный казак с свирепо ухмыляющейся рожей сек ногайкой маленького, испуганного вопящего японца; на другой картине живописалось, «как русский матрос разбил японцу нос»: по плачущему лицу японца текла кровь, зубы дождем сыпались в синие волны. Маленькие «макаки» извивались под сапожищами лохматого чудовища с кровожадною рожею, и это чудовище олицетворяло Россию»[18]. Да и, кстати сказать, не является ли сам факт развязывания русско-японской войны очевиднейшим опровержением озвученных г-ном Верховых слов?! Впрочем, забегая вперёд, скажем, что причиной этого вооруженного конфликта (по мнению г-на Мультатули & Co) было не что иное, как недовольство западных держав темпами экономического развития России — как говорится, без комментариев... Разве что следует напомнить читателю об истоке дальневосточного противостояния — т. н. «Амнокканской» концессии Восточно-Азиатской промышленной компании в Корее. Её руководитель, отставной ротмистр А.М. Безобразов, приближенный к трону, лоббировал развитие добычи леса на приграничных с Россией территориях бассейнов рек Туманган и Амноккан. Гарантировать благополучие его начинания, по замыслу промышленника, должны были... русские регулярные войска, что закономерно вызвало протест ряда азиатских держав. Присутствие русских военных сил в регионе было ничтожно (более того — части Отдельного корпуса пограничной стражи на российско-корейском кордоне не были знакомы даже с элементарной документацией, выдаваемой дипломатам по Указу Его Императорского Величества[19]), но для эскалации конфликта его вполне хватило.
 
От описания весьма теплых и необычайно дружественных отношений России с восточными соседями, создатели фильма обращаются к национальному вопросу в России начала ХХ в. Как сообщает г-н Верховых: «Особой заботой Государя было сохранение в России религиозного и национального и мира». В зрителях начинает теплиться надежда на то, что уж этим-то словам за кадром можно доверять — ведь они подкрепляются авторитетом появляющихся на экране глав религиозных конфессий современной России — например, председателя Центрального Духовного Управления мусульман России Шейха-уль-Ислама Талгата Таджуддина. Однако в данном случае мы имеем дело максимум с полуправдой; иначе как объяснить тот факт, что в 1923 г. занимавший тот же пост муфтий Р. Фахретдинов жаловался председателю ЦИК М.И. Калинину на полное отсутствие у мусульман России и Сибири своей истории и жизнеописаний выдающихся личностей[20]? Или решение незадолго до Первой мировой войны освободить от военной службы до 2.5 млн киргизов, коих, равно как узбеков, таджиков и каракалпаков, сочли потенциальными противниками империи ввиду... их ежегодных массовых паломничеств в Мекку[21]?..
 
 
Не соответствуют действительности и следующие слова Верховного муфтия России: «…в каждом селении, в каждом городе было медресе... среди мусульман был очень высокий процент грамотности». Документы свидетельствуют о том, что на начало 1914 г. процент учащихся учебных заведений министерства народного просвещения, исповедующих ислам, уступал количеству приверженцев иных конфессий, кроме, разве что, традиционных культов ряда народов империи (например, шаманизма в Урянхайском крае), вынесенных в графу «иных не христианских». По количеству национально-религиозных учебных заведений магометанские школы едва превосходили еврейские училища[22]:
 
 
 
 Учебные  округа        Еврейские  учебные  заведения  Магометанские  учебные  заведения
 Общее  количество  Число  учащихся  в  еврейских  училищах  Мектебе  Медресе
 М  Ж
 Санкт-Петербургский  17  234  38  1  —
 Московский  24  421  139  102   —
 Харьковский  42  909  301  114  12
 Одесский  1029  21148  15161  406  24
 Киевский  2450  45989  8182  —  —
 Виленский  2474  15377  8522  —  —
 Казанский  —  —  —  1938  150
 Оренбургский  4  101  21  1129  424
 Кавказский  12  801  490   2   4
 Рижский  157  3792  1531   —   —
 Варшавский  2905  61014  13133   —   —
 Западно-Сибирский  3  156  23   —   —
 Иркутское  ген. губ-во  8  369  151  9  2
 Туркестанское  ген. губ-во  23   —   —  6022  445
 Приамурское  ген-губ. во   —   —  —  —  2
 Итого:  9248  150311  47692  9723  1064
 
 
Мысль сценариста, а с нею — и изложение событий диктором — свободно перемещается из одной области проблематики в другую; от уровня грамотности мусульман России, минуя злоумышленных поджигателей русско-японской войны с Запада, внимание зрителя обращается к одному из самых трагических событий периода правления Николая II — «Кровавому воскресенью» 9(22) января 1905 г.
 
Предваряя сообщение диктора об этой трагедии, В.М. Лавров авторитетно заявляет с экрана, что «петиция, которую подготовил Гапон с участием социалистических партий — эта петиция была... провокацией. В ней требовалась и земля, и парламент, и все сразу и моментально». Если незнакомый с текстом самой петиции телезритель доверчиво отнесётся к словам историка, то глубоко ошибется. Ведь упомянутое г-ном Лавровым «требование земли сразу и моментально» и — необходимая, по мнению Гапона, «ПОСТЕПЕННАЯ передача земли народу» — это, как говорят в Одессе, две большие разницы, равно как и требование парламента с указанным в петиции участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих[23]. Сложно поверить, что столь сведущий специалист не знаком со столь тривиальным историческим источником — почему же он позволяет себе фальсифицировать его содержание в телевизионном эфире?! 
 
 
В том же духе продолжается и изложение событий «голосом за кадром»: им утверждается, что министр внутренних дел князь П.Д. Святополк-Мирский, прибывший вечером 8 января в Александровский дворец Царского села, где на тот момент пребывал император, «ни слова не сказал ему о масштабах надвигающейся катастрофы». Однако это не соответствует действительности. Министр, не придумав ничего лучше, кроме как принять решение о доставке дополнительных войск в столицу, доложил Николаю II о положении в Санкт-Петербурге. Тогда же самодержец записал в своем дневнике: «Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона... Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах»[24]. Таким образом, авторы «Сорванного триуфма», говоря о «Кровавом воскресенье», позволили себе фальсифицировать важнейшие источники личного происхождения по данной теме. Этого можно было ожидать от писателя Мультатули, но никак не от историка-профессионала В.М. Лаврова. Словом, как на сей раз верно заметил диктор, «можно только догадываться о причинах этой дезинформации».
 
Г-н Верховых так же сообщает, что якобы «вопреки расхожему мнению, первые выстрелы раздались из толпы манифестантов по войскам». Ввиду отсутствия подтверждения этим словам в научной литературе и документальных источниках, их приходится признать вымыслом.
 
Однако в то, действительно «Кровавое воскресенье» погибла масса людей — не вымышленных, а вполне реальных, более того — движимых верноподданническими чувствами. Создателям фильма volens-nolens приходится упомянуть и об этом. Логично предположить, что вопросы, касающиеся человеческих жизней, должны быть свободны от спекуляций на них, заведомо идущих вразрез как минимум с понятием о нравственности.
 
Доктор исторических наук А.Н. Боханов же заявляет с экрана о всего 93 жертвах этого абсурдного и бессмысленного кровопролития, преуменьшая минимум вдвое действительное количество одних только убитых[25], хотя в литературе встречаются сведения и о 5000 погибших[26]. При этом ранее, в одной из своих апологетических книг о Николае II он и вовсе предпочел умолчать о количестве убитых и раненых 9 января 1905 г.[27]. Чем объясняется подобный подход к проблеме — сложно сказать, но он определённо не имеет ничего общего с наукой. 
 
Наряду с этим утверждается, что главным финансистом первой русской революции, начавшейся с «Кровавого воскресенья», была японская разведка. Это предположение по сей день является одним из устойчивых мифов из области истории русско-японской войны. Каким-либо обоснованием данного посыла авторы фильма не озаботились, в том числе не последовало комментариев специалистов по истории спецслужб. Между тем точки зрения ведущих исследователей этой проблематики — Д.Б. Павлова, С. Петрова — сходятся в том, что субсидирование деятельности российских революционных и оппозиционных партий Японией никак не повлияло на исход русско-японской войны и все обильно сдобренные японским золотом начинания не оказали серьезного влияния на ход российской революции[28]. Донесения же о них  «агентуры» чиновника особых поручений при министре внутренних дел И.Ф. Манасевича-Мануйлова как минимум не вполне соответствовали действительности[29].
 
Ко всему прочему, г-н Верховых в данном случае явно не договорил начатой было фразы и не акцентировал внимание зрителей на единственно важном выводе из своего посыла — условием свободных контактов представителей российских оппозиционных партий с военной разведкой Японии может быть лишь неудовлетворительная работа отечественной контрразведки. В данном случае такой вердикт в отношении последней считает справедливым признанный знаток данной области исторического знания И.В. Деревянко[30].
 
Завершая разговор о «Кровавом воскресенье», г-н Верховых озвучивает очередную полу-правду: «Каждой из пострадавших семей царь из личных средств выделил по 50 тысяч рублей. Это огромная по тем временам сумма». В действительности эти деньги были выделены, что называется, «на всех», что никак нельзя счесть аукционом невиданной щедрости со стороны Николая II — ведь его личный ежегодный доход составлял около 20 млн. рублей.
 
Далее в течение нескольких минут фильм повествует о страшном размахе революционного террора в 1905–1907 гг., кульминацией коей стало Московское вооруженное восстание в декабре 1905 г. Зрителю в традиционно общих словах сообщается о подвиге лейб-гвардии Семёновского полка, «очистившего первопрестольную от революционных дружин». Обратимся же к откровениям его офицеров, русских дворян — тех, кому Мультатули буквально рукоплещет:
 
«...Весь 3-й батальон с карательной экспедицией по прибытии в Москву был отправлен по линии Казанской жел[езной] дор[оги]. Моя рота выехала и заняла ст[анцию] Голутвино. На этой станции нами было расстреляно около 30 человек, из коих один арестованный с оружием рабочий-железнодорожник был мною пристрелен лично...
 
За подавление революции 1905 года все офицеры получили награды. Мне дали Анну 3-й степени. По возвращении полка в Петербург, позже, на специально устроенный праздник в знак высочайшей милости к нам приезжал Николай II».
 
«...капитан Цвецинский дал приказ своим подчиненным пристрелить одного рабочего. Расстрел происходил при следующих условиях: Цвецинский привез одного рабочего, заподозренного в стрельбе в солдат. Продержал некоторое время около себя, скричал: «Ну, уходи!» В знак выполнения отданного приказа арестованный рабочий побежал. Не успел отбежать, как Цвецинский приказал солдатам в него стрелять, выстрелом последних убегающий был подстрелен, после чего пополз во двор...
 
За жестокую расправу с восставшими офицерство получило разные награды...»
 
«...По приезде на ст[анцию] Перово нашей роте было дано задание: очистить Перово от революционеров, расстреливать лиц, у которых будет найдено оружие, и т. д. По команде ком[андира] роты Зыкова, потом и по моей на ст[анции] Перово был открыт огонь по крестьянам. В результате стрельбы солдатами нашей роты убито 10 чел[овек] крестьян...»[31].
 
 
Несомненно, для сценариста П. Мультатули и  его коллег эти погубленные жизни простых людей не представляют никакой ценности, что само по себе весьма показательно. Однако я полагаю, что читатели сами сделают выводы из приведённых фактов.
 
В фильме же зрителю вполне предсказуемо сообщается о даровании Николаем II манифеста 17 октября 1905 г., причем не кто иной, как вице-спикер Государственной Думы Федерального собрания РФ Б.В. Грызлов, заявляет с экрана о выборе царем «демократического пути развития страны, демократическом пути развития России».
 
   Сверим это утверждение с фактами. По сведениям военного министра для «содействия гражданским властям» в 1905 г. войска высылались более 4 тыс. раз. Для войны с собственным народом военное министерство вынуждено было выделить (с учетом повторных вызовов) 3398361 чел. Следовательно, количество солдат, привлеченных к борьбе с революцией, более чем в 3 раза превышало численность всей царской армии к началу 1905 г. (около 1 млн чел.)[32]. Всего в 1906–1907 гг. военно-полевые суды казнили 1102 человек; 2694 человек повесили в 1906–1909 гг. по приговору военно-окружных судов; 23000 отправили на каторгу и в тюрьмы, 39000 выслали без суда; сотни и сотни тысяч подвергли обыскам, арестам и приводам в участки[33]… Как это соотносится с аж 2 раза демократическим путем развития страны — сказать сложно.
 
Однако, продолжает г-н Верховых, не только военно-полевые расправы остановили революцию — одной из главных причин её поражения якобы стала аграрная реформа; «9 ноября 1906 г. вышел царский манифест, поощрявший крестьян создавать крепкие индивидуальные хозяйства». Сразу уточним, что 9 ноября 1906 г. вышел не «царский Манифест», а именной высочайший указ Сенату «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающегося крестьянского землевладения и землепользования», который был принят как закон 10 июня 1910 г. Кому-то придирки к формулировке могут показаться схоластичными, однако на уровне рассматриваемой проблематики вольное и не вполне грамотное распоряжение дефинициями неприемлемо.
 
Главной целью инициируемой данным указом реформы была ликвидация крестьянской общины с присущей ей системой землевладения и землепользования и создание широкого слоя личных крестьян-собственников, ведущих предпринимательское рыночное хозяйство. Как известно, она не была достигнута. По сведениям губернаторов, которые далеко не были заинтересованы в преуменьшении успехов в проведении реформы и располагали наиболее обширными данными о положении дел в губерниях, к 1 января 1916% выделились из общины и укрепили землю в личную собственность 2,5 млн. дворохозяев (27% всех общинных дворов), имевших 15,9 млн. дес. (14% всех общинных земель[34]). Наиболее активным выход из общины был в 1908–1910 гг. (вышло более половины всех выделившихся дворов), а с 1911 г. выход из общины резко сократился.
 
Не оправдала себя и политика переселения крестьян за пределы Европейской России. Итоги этого процесса хорошо известны. Напомним лишь, что в 1880–1895 гг. в восточные районы страны переселилось 461,7 тыс. человек, в 1896–1905 гг. — 1075,9 тыс. а в 1906–1911 гг. — 3078,9 тыс. Около пятой части (18,6%) переселившихся в 1896–1916 гг. вернулись обратно. При этом и переселенческое движение достигло своего максимума в 1907–1909 гг., после чего начался его спад[35].
 
 
   1870-е гг  1880-е гг.  1890-е гг.  1900–1905 гг.  1909-1913   гг.
 Зерновые  (млн. чтв.)  234, 4  284, 2  335,5  382,2  395,5
 Картофель (млн. чтв.)  40,8  49,8  96,4  118,8  168,2
 Всего (с  пересчетом картофеля на зерно)  257  300,8  367,6  420,8  451,6
 В %  к предыдущему периоду  —  117,8  122,2  114,5  107,3
 Среднегодовой прирост в %  —  1,7  2,22 2,41  1,46
 
 
Таким образом, итоги столыпинской аграрной реформы  свидетельствуют о том, что она провалилась еще до первой мировой войны, а разного рода утверждения о том, что для успеха реформы не хватило мирного времени (о чем в фильме позже упомянет Н.А. Нарочницкая), следует признать безосновательными.
 
Сомнительно и утверждение о том, что «Столыпина заметил, оценил и назначил главой правительства император Николай II». П.А. Столыпин и не мог быть усажен в министерское кресло никем иным, кроме царя. Вдобавок назначение саратовского губернатора на пост министра внутренних дел, ставшее первой ступенью для Столыпина при восхождении на российский политический Олимп, было произведено Николаем II, по ряду свидетельств, по предложению тогдашнего обер-прокурора Синода князя Оболенского[36].
 
Переходя в повествовании от политической к социально-экономической сфере, создатели фильма сообщают, что при Николае II «на востоке страны были построены крупнейшие железные дороги, в том числе и знаменитая КВЖД. Была спроектирована Байкало-Амурская магистраль — БАМ, разработан план электрификации всей страны. Эти великие планы впоследствии будут реализованы большевиками и выданы ими за свои». Казалось бы, впору аплодировать заслугам Николая II! Однако при этом хорошо бы знать, что:
 
по таким качественным показателям, как длина железных дорог на 100 кв. км., российские имперские показатели (0,3) приближались только к данным Франции (0,4) и Британской империи (0,1), но в 6 раз были меньше, чем у США, в 20–50 раз меньше метропольных структур европейских государств. По длине железных дорог на 10 тыс. жителей (4,2 −5,2) Российская империя опережала только традиционные морские державы — Японскую и Британскую империи, но по сравнению с США этот показатель был в 8 раз меньше[37];
в канун Первой мировой войны из 1231 города империи электрическим освещением были обеспечены всего 162 населенных пункта[38].
 
В этой связи более уместным было бы воздать честь и хвалу большевикам за реализацию столь важных государственных проектов. которая вряд ли состоялась бы в благословенное правление Николая II. Однако ожидать этого от «беспартийного монархиста»© Мультатули не приходится.
 
Между тем «show must go on» — г-н Верховых рассуждает: «К эпохе Николая II как нельзя лучше подходит слово «первый». Далее следует перечисление новаций в социальной и технической сферах жизни российского общества. Насколько они соотносятся с фактами?..
 
«...первый трамвай...» — эта информация неверна. Первый на территории Российской империи электрический трамвай был пущен в эксплуатацию в 1892 г.[39], до воцарения Николая Александровича Романова. Тогда же в Москве от Бутырской заставы в Петровско-Разумовское была проведена первая линия парового трамвая[40]. Безусловно, он был современником этих событий, но не имел к ним никакого отношения;
 
«...первая подводная лодка...» — действительно, в 1903 г. в боевой состав российского флота была принята первая подводная лодка «Дельфин»., а тремя годами позже субмарины были выделены в самостоятельный класс боевых кораблей. Однако г-н Мультатули, разумеется, умалчивает, что Российская империя к началу Первой мировой войне со своими 22 подлодками[41] опережала по их количеству лишь Японию (8), тогда как германский подводный флот насчитывал 25, итальянский — 49, американский — 51, французский — 69, а британский — 105 кораблей[42].
 
При этом государственные средства активно вкладывались в такие бредовые проекты, как, например, знаменитый танк Лебеденко — на его изготовление Союз земских городов по распоряжению царя выделил огромную сумму в 210000 рублей[43], и это — в 1916 году, в тяжелейший военный период, притом что даже в разгар «июльского кризиса» 1914 г. за добычу судьбоносных для страны сведений о военных планах Германии Главное управление Генерального штаба сулило в 10 раз меньшую сумму[44]! Однако даже эти эпизоды бледнеют перед заказом по Высочайшему повелению Военным министерством у изобретателя А.А. Братолюбова придуманной им горючей жидкости — эдакого напалма — на сумму... 7 миллионов рублей, которая должна была быть выплачена в американских долларах с гарантией доплат, если в них возникнет необходимость. Впрочем, это всего один-единственный пункт в перечне заказов на имя Братолюбова, для реализации которых требовалось в общей сложности 100  (!!!) миллионов рублей[45].
 
На фоне примеров подобного Высочайше одобренного растранжиривания сумасшедших денег неудивительно, что к кануну Февральской революции армия была крайне слабо обеспечена столь важной техникой. Однако непонятно, с какой стати об этом умалчивают авторы фильма, разглагольствующие о первых самолете и автомобиле, и о России на пороге победы.
 
Ведь к концу войны во всех воевавших странах имелось более 11 тыс. самолетов, в том числе в России (на начало 1917 г.) — всего 1039[46]; в предвоенный период это отставание носило более скромные размеры — военно-воздушные силы империи тогда насчитывал всего 150 аэропланов, коих в Германии было в 2, а во Франции в 3,5 раза больше. В целом в годы Первой мировой войны российская авиапромышленность удовлетворяла потребность армии в самолетах лишь на 9%, а в авиамоторах — и того меньше, на 5%[47]; авиационные двигатели в Российской империи практически не производились, их приходилось закупать из-за рубежа — в результате на 80 машинах «Илья Муромец» стояли моторы 15 различных типов. Автомобильный парк русской армии к 1917 г. состоял лишь из 9930 автомобилей, тогда как всего в армиях стран Антанты насчитывалось около 200 тысяч автомобилей, а в германской армии — около 70 тысяч[48]. Есть ли необходимость комментировать эти цифры, свидетельствующие о безнадежном отставании российской индустрии в указанных отраслях?..
 
Г-н Верховых между тем продолжает:«Каждое техническое новшество не оставалось без внимания государя... Вот мы видим, как император опробует плуг новой конструкции» — непонятно, почему диктор называет испытанием плуга легкое прикосновение к нему монаршей руки, и изображение заинтересованности стоящими кругом сановниками в сюртуках и цилиндрах? На приведённом ниже фотоснимке с тех же «испытаний» видно, что с пароконным (кстати, английским) плужком и запряженными в него лошадьми управляется отнюдь не самодержец...
 
«А здесь он поднялся на самолет-гигант и слушает доклад его создателя — авиаконструктора Игоря Сикорского» — на демонстрируемых нескольких кадрах кинохроники царь запечатлен в зимней шинели, тогда как упомянутый самолёт «Русский Витязь» был представлен Николаю II в июле 1913 г.[49]. Налицо расхождение фактологии и видеоряда.
 
Далее, видимо, стремясь продемонстрировать бурное развитие спорта в России в царствование Николая II, создатели фильма сообщают об участии отечественной сборной в Олимпийских играх 1912 г., проходивших в Стокгольме. Г-н Верховых называет их первыми для России, будто бы принявшей в Олимпиаде самое активное участие. Однако это утверждение неверно. Игры 1912 г. были третьими по счету для российских спортсменов — до этого они участвовали во второй Олимпиаде, проходившей в 1900 г. в Париже (там выступали 3 представителя Российской империи: 2 конника и стрелок), а на четвертой, состоявшейся в 1908 г. в Лондоне, русский фигурист Н. Панин-Коломенкин завоевал золотую медаль, борцы Н. Орлов и О. Петров — серебряные[50]. Первую и третью же Олимпиады спортсмены России были вынужденны пропустить из-за... нехватки финансовых средств; об этом позорном для «ведущей экономики мира» нюансе сценарист тактично умолчал — для него и для доверчивых телезрителей олимпийская эра началась в России лишь в 1912 году.
 
Что ж, возможно, хотя бы говоря о активнейшем участии русской сборной в Играх, создатели «Сорванного триумфа» не слукавили? Судить об этом было бы логично по успехам спортсменов, но увы — говорить о них не приходится. Из всей многочисленной сборной (178 спортсменов, половина из них — специально отобранные строевые офицеры) сколь-нибудь заметно себя проявили лишь штатские атлеты, завоевав всего 2 серебряные и 2 бронзовые медали. В неофициальном командном зачете команда России разделила с Австрией 15-е и 16-е места из 18, опередив лишь сборные Греции и Нидерландов[51]. Мне здесь остается лишь добавить, что в столь скромных результатах выступления российской команды личной заслуги или вины самого Николая II нет — он попросту проигнорировал процесс комплектования сборной, и организации русского Олимпийского комитета, перепоручив сие дядюшке, великому князю Николаю Николаевичу-младшему.
 
От спорта повествование переходит в область демографии — В.М. Лавров говорит о «демографическом взрыве» в царствование Николая II. О том, что по уровню смертности населения тогдашняя Россия среди крупнейших государств уступала лишь Мексике[52], логично умалчивается.
 
«Если брать расчеты, производимые учеными того времени, то уже к середине ХХ века мы должны были бы иметь в 2 раза больше, чем имеем сейчас населения» — продолжает г-н Лавров. Странно, что маститый историк не указал истинного автора этого демографического прогноза — великого русского химика Д.И. Менделеева, а вдвойне удивительно доверие ученого к его выводам — ведь демографы на практике давно отказались от примененного Менделеевым метода — математической экстраполяции в будущее данных о естественном приросте населения за какой-то отрезок времени в прошлом. Подобный примитивный расчет по сложным процентам на сколько-нибудь длительный срок выявил свою полную несостоятельность, ибо не принимает во внимание предстоящие изменения в половозрастной структуре населения, в соотношении городского и сельского населения и многие другие факторы, определяющие рождаемость[53].
 
«Есть разные оценки населения империи к началу Первой мировой войны» — между тем подхватывает В.А. Никонов. - «Они от 170 до 180 млн. человек». По идее, доктор исторических наук не должен путаться в таких ключевых сведениях, однако в этом случае высказывание г-на Никонова нуждается в поправке — численность населения Российской империи накануне Первой мировой войны насчитывала 185,2 млн человек, что составляло не 14% от общемирового народонаселения, как указывает В.А. Никонов, а 10%[54], и это — не мелочь даже в планетарном масштабе, что бы пренебрегать ею. К тому же «демографический взрыв» наблюдался скорее в 1861–1865 гг., после отмены крепостного права; показатели рождаемости в указанный период по большинству губерний превышают хваленые данные «на 1913 год»[55]:
 
 Губернии                          Рождаемость
 1861-1865  гг.  1911–1913 гг.
 Архангельская  41,1  43,5
 Астраханская  50,3  54,1
 Виленская  50,2  30,6
 Витебская  48  33,3
 Владимирская  52  40,2
 Вологодская  46  47
 Волынская  46,9  39,5
 Воронежская  46,3  48,8
 Вятская  54,9  51,3
 Гродненская  50,2  32,8
 Екатеринославская  55,5  43,7
 Земли Войска Донского  48, 9  50,5
 Казанская  48  42,8
 Калужская  50  46,5
 Киевская  46,7  37,5
 Ковенская  42,3  27,3
 Костромская  48  45,1
 Курляндская  36, 2  24,6
 Курская  53,5  46,4
 Лифляндская  40,6  22,6
 Минская  53  37,5
 Могилевская  50,8  36,8
 Нижегородская  52,7  46
 Новгородская  45,7  42
 Олонецкая  48,5  45,8
 Оренбургская  55,3  53,7
 Орловская  58,1  44,8
 Пензенская  51,3  43,7
 Пермская  55,2  55,2
 Подольская  45,7  36,7
 Полтавская  53,8  36,5
 Пковская  51,1  39,1
 Рязанская  52,7  40,6
 Самарская  58, 2  55
 Саратовская  54  47,2
 Симбирская  52,4  49,5
 Смоленская  54,1  44,9
 Таврическая  49  42,8
 Тамбовская  51,6  47,2
 Тверская  48,7  40,1
 Тульская  55,9  40,4
 Харьковская  53,1  43,9
 Херсонская  53,5  43,8
 Черниговская  54,9  39,7
 Эстляндская 39,1  24,6
 Ярославская  45,4  36,4
 
Далее в фильме речь заходит о процветании многонационального народа Российской империи, причем зрителю предлагается поговорить «о конкретных цифрах». Что ж, господа, извольте, но – «заметьте, не я это предложил!»©.
 
«Рабочий самой низкой категории получал 130 копеек в день» — столь высокой поденной заработной платы не получали даже чернорабочие столицы, довольствовавшиеся 1 рублем 10 копейками. При этом, например, в Казанской губернии эта цифра составляла 60 копеек, а в Тамбовской — и того меньше, 54 копейки. В целом, поденную зарплату в сумме более 1 рубля накануне Первой мировой войны получала лишь треть всех рабочих в стране, тогда как заработок от 50 копеек до 1 рубля — половина от их общего количества[56].
 
«...учитель начальной школы — до 2500 рублей в год...» — по официальным данным министерства народного просвещения, в год свыше 1/3 учителей начальной школы получали менее 200 руб., ¼ учителей — менее 100 руб., довольно значительное количество педагогов получали менее 50 руб., а были и такие, которые денег вообще не получали (находились на натуроплате)[57];
 
«...врач — 900 рублей в год...» — заработок фельдшера уездной земской больницы составлял максимум 500 рублей в год[58].
 
Как видим, «конкретные цифры» в указании заработной платы населения тогдашней России не сходятся у авторов «Сорванного триумфа» с действительностью; уж не потому ли, что они взяты с потолка?..
 
Дабы проверить это предположение, обратимся к сведению о ценах на продукты питания, приводимые в фильме:
«...курица стоила 40 копеек...» — средние расценки накануне Первой мировой войны: в Санкт-Петербурге — 97 копеек, в Москве — не ниже 93[59];
 
«...буханка ржаного хлеба — 3 копейки...» — в действительности это средняя цена всего лишь фунта ржаного хлеба. Вдобавок к концу 1914 г. цены на продовольственные товары повысились на 25%, а к концу 1915 г. выросли на 122% по сравнению с их довоенным уровнем[60];
 
«...бутылка водки — 17 копеек...» — мерная бутылка водки составляла 1/16 казённого ведра. Даже в удаленной от столицы с её кусачими ценами Подольской губернии ведро водки стоило 8 руб. 40 коп.[61], что в пересчете на бутылки превышает указанную в фильме цену в 3 раза;
 
«...съём хорошей квартиры обходился в 155 рублей в год» — данное определение весьма обтекаемо, однако если в качестве таковой взять пятикомнатную квартиру с отоплением, освещением и обстановкой — то её наем обходился в 718 рублей 80 копеек, причем отнюдь не в Петербурге, а в Киеве. За 155 же рублей там же можно было разве что умереть от голода в очень хорошей, но максимум однокомнатной квартире.
 
Таким образом, вместо «конкретных цифр» вниманию зрителей предстает не менее конкретная ложь.
 
От неё диктор обращается к золотому русскому рублю — в период царствования Николая II одной из самых твердых валют в мире. И едва ли не впервые за весь фильм точные данные по международному курсу рубля по отношению к германской и французской валютам оказываются достоверными! Разве что создатели «Сорванного триумфа» умалчивают о том, что кроме британского фунта стерлингов и доллара САСШ, рубль опережали португальская крона, египетская и турецкая лиры, а японская иена буквально наступала ему на пятки[62].
 
Кроме того, весьма выразительными являются сводные данные о национальном доходе и доходе на душу населения в великих державах в 1914 г.[63].

 Держава   Национальный доход (млрд. дол. САСШ)  Население (млн. чел.)  Доход  на душу (дол. САСШ)
 САСШ  37  98  377
 Британия  11  45  244
 Германия  12  65  184
 Франция   6  39  153
 Россия   7  171  41
 Австро-Венгрия   3  52  57
 
 
Символично, что от области финансов внимание зрителей переключается на Церковь в период правления Николая II. Очередной приглашенный эксперт — архиепископ Екатеринбургский и Верхотурский Викентий — озвучивает следующие цифры: «За время его [Николая II] правления около 7 тысяч храмов было построено... вновь, около... 19 монастырей было построено». Эти данные приведены без сравнения с каким-либо ещё периодом истории России и Русской Православной Церкви. Между тем по сообщению главы Совета по делам Русской православной Церкви генерала НКВД Карпова В.М. Молотову от 19 января 1944 г., в годы Великой Отечественной войны на бывшей под оккупацией территории СССР было открыто аж 75 православных монастырей[64] и 9400 храмов. Я произвел это соотнесение лишь затем, что бы показать бессмысленность безапелляционного оглашения точных данных, якобы являющихся самоценными, что, к сожалению, характерно для авторов «Сорванного триумфа».
 
Впрочем, я не вполне прав — г-ну Мультатули известно понятие сравнительного анализа. К нему сценарист фильма и прибегает — вернее, пытается прибегнуть, сравнивая религиозность царя с духовной атмосферой в современному ему русском обществе; последнее меняет православную религию на «разного рода суррогаты, причудливые смеси из мистики и оккультизма». И вот становится любопытно — известно ли авторскому коллективу рассматриваемого фильма понятие «серебряного века» русской культуры? Ведь в этот самый период властителями дум интеллигенции, уличаемой г-ном Мультатули в сатанизме, были религиозные философы С.Н. Булгаков, Вл. Соловьев, В.Ф. Эрн, В.П. Свенцицкий, П.Б. Струве, С.Л. Франк[65]... Создатели «Сорванного триумфа» попросту не вспоминают об этих, и без того ныне полузабытых именах. Умалчивают они и о том, что к престолу Николая II был близок целый ряд мистиков, медиумов и оккультистов, а в действительности — обыкновенных проходимцев, коим императорская чета уделяла исключительное внимание.
 
Например, с начала 1900-х гг. очень близким Николаю II и Александре Федоровне становится некий мсье Филипп, француз, ставший придворным оракулом. Этот лжеврач, не имевший никакого образования, однако занимавшийся лечебной практикой и неоднократно судимый за это, постоянно занимался мистическими сеансами с царственной четой. Он «вызывал» Николаю II духов (главным образом — тень его отца, Александра III), якобы диктовавших самодержцу приказания относительно управления страной[66]. Впервые встретившись с Филиппом 26 марта 1901 г.[67], император с супругой с 9 по 21 июля 1901 г. видятся с ним ежедневно, а часто и по несколько раз в день. К осени того же года Николай II выхлопотал Филиппу диплом на звание лекаря из военно-медицинской академии[68]. В дальнейшем его «святому» месту не дадут пустовать маг Папюс, юродивый или, вернее, юродствующий Митя Козельский, Паша-прозорливая, Матрена-босоножка[69]... И это — вершина православной духовности?!
 
Причем, например, Джамсаран (П.А.) Бадмаев, будучи всего-навсего придворным лекарем-гомеопатом, включал в орбиту своей деятельности такие ключевые отрасли хозяйствования и инфраструктуры, как строительство железных дорог — в разгар Первой мировой войны он в концессии с генерал-лейтенантом П.Г. Курловым и Г.А. Манташевым составляет «Проект постройки железной дороги до границы Монголии и в её пределах»[70], и это притом, что годом ранее транспортный коллапс на западных рубежах империи стал причиной оставления противнику огромных территорий и поставил под угрозу разгрома всю русскую армию!
 
Данный пример весьма показателен — ведь ещё до начала Первой мировой войны, когда западные регионы империи, в частности — Варшавский укрепленный район — требовали развития не только дорожной инфраструктуры, но и надводных коммуникаций, их возведение тормозилось  за счёт развития речных коммуникаций в Средней Азии рассматривался проект использования предназначенного для работ на Висле мостостроительного материала в наведении мостов через Амударью[71].
 
Говоря о духовной разрозненности русского общества, г-н Верховых плавно подводит зрителя к повествованию о «страшном бедствии», постигшем империю — Первой мировой войне. Разговор о ней начинается с утверждения В.М. Лаврова о том, что «Россия всё делала, что бы предотвратить Первую мировую войну». В качестве примера тому эксперт упоминает встречу Николая II и кайзера Вильгельма II в 1912 г., на которой император будто бы отказывался от всех геополитических притязаний России ради сохранения мира. Однако как дело обстояло в действительности?..
 
Во-первых, авторитетный историк умолчал о создании не без давления России в том же 1912 году Балканского союза, включавшего Сербию, Черногорию, Болгарию и Грецию и направленного против Османской империи и, фактически, Австро-Венгрии — следовательно, против интересов союзников Германии и её самой. Один этот факт ставит крест на выдумываемых сценаристами «Сорванного триумфа» концепциях антивоенной внешней политики России в рассматриваемый период; по сравнению с ним и участие русских летчиков в первой Балканской войне в составе болгарской армии[72] — малозначительный пустяк. Во-вторых, Лавров игнорировал факт утверждения в 1912 г. новых директивных указаний для стратегического развертывания войск, принципиально отличавшиеся от плана 1910 г., преследовавшего только оборонительные цели. Нет слов, это весьма оригинальная форма проявления миролюбия империи...
 
Впрочем, многофакторный и очень непростой вопрос международных отношений в Европе накануне Первой мировой войны можно рассматривать весьма и весьма долго, так как в России и за рубежом по нему издано огромное количество исследований; нас в данном случае интересует исключительно встреча «адмиралов Тихого и Атлантического океанов».
 
Кайзер Вильгельм II в своих мемуарах упоминает о гостеприимности русского царя, прекрасной выучке подшефного ему 85-го пехотного Выборгского полка и... более ни о чем! Разве что в заключение справедливо негодует о полном умолчании кузена Ники насчёт Балканского союза[73]. Министр иностранных дел С.Д. Сазонов обстоятельно повествует о настойчивых попытках Вильгельма II убедить его в необходимости переориентации российской внешней политики с Европы на Дальний Восток[74] — что ж, германский император был верен себе, придерживаясь данной точки зрения ещё до русско-японской войны 1904–1905 гг. Но где мы можем встретить хотя бы небольшое упоминание о том, что поведал с телеэкрана доктор исторических наук Лавров? Ответ прост и категоричен: нигде. Этого разговора попросту не было.
 
Так же весьма интересно в этой связи упоминание в мемуарах начальника Петербургского охранного отделения В.А. Герасимова о намерениях Николая II объявить войну Австро-Венгрии ещё в октябре 1908 г., после оккупации ею Боснии и Герцеговины, когда П.А. Столыпин с огромным трудом отговорил царя от этого шага[75]. О нём г-н Лавров либо не знает (что вряд ли), либо намеренно не вспоминает.
 
В конечном итоге война все равно была объявлена, её жернова пришли в движение, и очень скоро на грани поражения оказывается главная союзница России — Французская республика. На экране появляется очередной эксперт — как указывается в субтитрах, «Андрей Рачинский, доктор истории». Стоя на мосту, заложенном  «императором Алек... Николаем II» (?), он произносит несколько красивых, но откровенно сумбурных фраз о том, как Россия спасла Францию. А следом г-н Верховых сразу же заговаривает о 1915 годе.
 
Возникает вопрос: почему ни слова не было сказано ни об обстоятельствах начала войны, ни о пресловутом спасении Франции Россией? Ведь в качестве авторитета не был приведен даже маршал Фош, чьё выражение «Тем, что Франция не была стерта с лица земли, она обязана только России»[77] так любят вспоминать в подобных случаях. Ответ на эти резонные вопросы прост: война для России началась с трагического разгрома 2-х армий в Восточной Пруссии, потерявших в общей сложности 250 тысяч солдат убитыми, ранеными, взятыми в плен и пропавшими без вести[78]. Это вторжение велось не отмобилизованной на треть армией, оно не было подготовлено должным образом; об этой «цене» спасения Франции создатели фильма умалчивают, что выглядит по меньшей мере лицемерно.
 
Однако вернемся к 1915 году, ознаменовавшемуся для России «Великим Отступлением» её армии по всей протяженности фронта и оставлением противнику большинства западных территорий страны. Г-н Верховых сообщает об этом честь по чести, но — не озвучиваются причины столь тяжких военных неудач. И сценариста можно попытаться понять — мог ли он, повествуя о великом Государе Николае II, сообщить, что из-за скверного функционирования его военного ведомства солдатам не хватало банальных сапог? Что армии катастрофически недоставало снарядов[79], а порою — даже продовольствия[80]? Что хваленые западные крепости оборонялись ополченцами с одной винтовкой на троих[81], а полевая артиллерия — расчетами с топорами наперевес[82]?!
 
Конечно же, нет. Ведь подобная информация заставила бы зрителя задуматься над обоснованностью следующего заявления из уст В.М. Лаврова: «В этой, очень тяжелой ситуации 1915 года ответственность за положение на фронтах в качестве верховного главнокомандующего взял на себя сам император Николай II». Данная информация достоверна, хотя информация об истинных мотивах этого поступка самодержца умалчивается. Далее же следуют редкие по степени абсурдности заявления, обнаруживающие либо полное неведение г-ном Лавровым истории Великой войны, то ли его полное неуважение к себе самому и к телезрителям — поскольку доктор исторических наук без стеснения озвучивает с экрана следующий, вышедший из-под пера сценариста Мультатули бред: «Он смог консолидировать руководство русской армии...».
 
На деле мнение армейской верхушки о смене великого князя Николая Николаевича императором на посту Верховного Главнокомандующего наглядно прослеживается по реакции одного из её представителей — генерала от кавалерии А.А. Брусилова, вспоминавшего позже: «Впечатление в войсках от этой замены было самое тяжелое, можно сказать — удручающее. Вся армия, да и вся Россия, безусловно, верила Николаю Николаевичу. Было общеизвестно, что Царь в военных вопросах решительно ничего не понимал и что взятое им на себя звание будет только номинальным»[83]. В данном случае мемуарист, в отличие от гг. Мультатули и Лаврова, не покривил душой — сохранившиеся в архивах эпистолярные свидетельства современников тех событий весьма красноречиво подтверждают это. Солдат, находившийся в действующей армии, сообщал своему корреспонденту в феврале 1915 г.: «Ты не удивляйся, что все так хорошо устроено. Это все Великий Князь, который стал у нас вторым Суворовым. Мы Ему верим и свою жизнь вручаем, смело в Его руки...»[84]. Другой военнослужащий писал с фронта в марте: «Николая Николаевича чуть не обожают»[85]. «Все наши победы только и достались нам благодаря отрезвлению страны и назначению Верховным Главнокомандующим Николая Николаевича, которого мы, солдаты, все любим за его правду и стойкость»[86] — так, а не иначе определяли роль великого князя в судьбе армии её нижние чины. Он был необычайно популярен и в тылу; некий житель Петрограда писал в январе 1915 г. в частном письме: «Имея такого талантливого, серьезного и строгого Главнокомандующего и таких доблестных помощников как Иванов, Рузский, Брусилов, Радко Дмитриев, Лечицкий и т. д. — мы не можем не победить»[87]. Эти несколько свидетельств дают понять, что предпринятая Николаем II мера не только не консолидировала, а, скорее, неприятно впечатлила как руководство армии, так и общество в целом.
 
Между тем В.М. Лавров продолжает:
 
«... прекратилась паника, прекратилось отступление...» — в действительности фронт стабилизировался не моментально, как это представляет Лавров, а лишь 2 месяца спустя, после очередного отступления русской армии на линию р. Западная Двина — Двинск — Вилейка — Барановичи — Пинск[88]. Паника, прекратившаяся в воображении сценариста фильма, продолжалась в огромных массах населения прифронтовой полосы, в течение всей кампании эвакуировавшегося вглубь страны, что едва не поставило железнодорожные коммуникации на западе страны под угрозу коллапса, а в действующей армии именно в 1915 г. впервые были зафиксированы факты братания с солдатами противника[89].
 
И теперь — несколько слов о вероятных причинах смещения Николаем II своего дяди с поста Верховного главнокомандующего. С начала войны, а особенно — в непростом 1915 г. п — в обществе набирали вес мнения о главнокомандующем как подходящей кандидатуре на роль «хорошего царя». Описывая настроения участников антинемецкого погрома в Москве в мае 1915 г., французский посол записал в дневнике: «На знаменитой Красной площади <…> толпа бранила царских особ, требуя отречения императора, передачи престола великому князю Николаю Николаевичу...»[90]. По свидетельству же протопресвитера русской армии и флота Г. Шавельского, в придворных кругах в это время многозначительно говорили даже о ходившем по рукам портрете великого князя с надписью «Николай III»[91]. Эта тенденция всё более беспокоила императрицу, её раздражало участие великого князя в заседаниях Совета министров; «Создается впечатление, что всем управляет Н[иколай Николаевич], ему принадлежит право выбора, и он осуществляет необходимые изменения. Такое положение вещей приводит меня в крайнее негодование»[92] — писала царица супругу. Но не только определенная особая политика Ставки, но и своеобразный державный стиль, культивировавшийся Верховным, все более беспокоили царя, царицу, некоторых других членов императорской семьи, а также Распутина. Официальные документы, воззвания, исходившие из Ставки, все чаще имитировали стилистику царских манифестов. Император не разделял всех опасений царицы относительно амбиций великого князя, но в данном случае он, по-видимому, счел ситуацию достаточно серьезной, чтобы вмешаться. Последствия же, в отличие от домыслов царственной четы, были вполне реальными и весьма плачевными для армии и государства в целом.
 
Между тем «Сорванный триумф» продолжает радовать телезрителей — им сообщается, что весной 1916 г. русская армия провела самое крупное наступление Первой мировой войны, навсегда вошедшее в анналы истории под названием «Брусиловский прорыв». Далее операция именуется «победоносной». Следует ли доверять этим далеко идущим утверждениям? В который раз ответ оказывается отрицательным. Во-первых, масштаб этой военной операции — несомненно, грандиозной — по потерям в живой силе сравним с разгоревшейся на Западном фронте летом 1916 г. битве на Сомме, вернее — с её первым днём, 1 июля. Если к августу 1916 г. потери сторон в «Брусиловском прорыве» выглядели следующим образом[93]:
 
 Вид потерь:  Чины:  Россия
 Германия [94]
 Австро-Венгрия
 убитые  офицеры  1798           59000  959
 солдаты 114627  29286
 раненые  офицеры  8819  3369
 солдаты  663560  149944
 пропавшие без вести  офицеры  475          26000  5348
 солдаты  95750  322040
 
 
то лишь за 1 июля 1916 г. войска по обе стороны Западного фронта потеряли 57470 человек [95], что впечатляет ничуть не меньше, особенно если брать во внимание разницу в народонаселении Российской империи и, например, Франции или Британских островов. Что же касается победоносности Брусиловского прорыва, то исследователь С.Г. Нелипович, опираясь на массив архивных источников, обоснованно усомнился в приемлемости такого рода формулировок. Ведь А.А. Брусилов не выполнил ни одной из стоявших перед ним задач: враг не был разгромлен, его потери были меньше, чем у русских (только по приблизительным подсчетам по ведомостям Ставки, Юго-Западный фронт Брусилова потерял с 22 мая (4 июня) по 14(27) октября 1916 г. 1,65 млн человек), успех для атак Западного фронта также не был подготовлен этой масштабной отвлекающей операцией[96].
 
Конечно же, в фильме не прозвучало даже намека на это. Напротив, чтец закадрового текста воодушевленно вещал о России, стоявшей на пороге победы, принести которую должно было наступательная операция весной следующего, 1917 года. Справедливости ради отметим, что оно состоялось — т. н. Митавская операция по прорыву укрепленных позиций противника на Северном фронте развивалась успешно, однако уже 12 января наступательные действия были прекращены[97]. Будучи последней из успешно проведенных русской армией в кампании 1917 г. и в войне вообще, даже при оптимальном развитии событий она в силу своей локальности едва ли могла зримо приблизить победу России. Да и может ли считаться «порогом победы» такое положение в стране, при котором правительство вынужденно вводить продразверстку[98]?!
 
Да, впервые эта чрезвычайная мера была введена ещё в царской России, хотя куда более распространенным является мнение о продразверстке, как большевистском «ноу-хау».  К слову сказать, в целом эксперимент дал довольно скромные результаты: вместо запланированного объёма хлебных продуктов было получено, по разным оценкам, лишь 100-130 млн. пудов от крестьянских хозяйств и около 40 млн. — от помещичьих[99]. Вряд ли читателей удивит факт умолчания создателей «Сорванного триумфа» о кризисном положении с продовольствием внутри страны — в контексте всего фильма это скорее норма. Однако желая или не желая того, г-н Верховых вынужден переходить к разговору о революционных событиях февраля 1917 г. Логичным было бы недоумение зрителя — как, почему потрясения настигли империю на пике военного могущества?.. На этот вопрос у авторов фильма есть готовый ответ... традиционно не имеющий практически ничего общего с истиной.
 
В канву повествования впервые вплетается зловещее слово «заговор», локализованный по адресу «САСШ, Нью-Йорк, Бродвей, 120». В данном случае П. Мультатули опирается на откровенно антинаучные конспирологические теории американского писателя Энтони Саттона, «прописавшего» по указанному адресу некий «Орден», якобы организовавший и русскую революцию 1917 г., и приход А. Гитлера к власти в Германии в 1933 г., и т. д.[100]. Соответствующие этой версии комментарии таких «экспертов», как уже известный нам А. Рачинский и некто Николя Тандлер, логичны и их не следует воспринимать всерьёз, однако неподдельно удивляет толерантность отечественных профессиональных ученых, комментирующих фильм, к этой ненаучной выдумке.
 
Перечисляя представителей думской оппозиции, г-н Верховых уже в который раз расходится со здравым смыслом: отводя А.Ф. Керенскому центральную роль в «заговоре», он не объясняет, почему тот изначально занял во Временном правительстве всего-навсего пост министра юстиции?!
 
В очередной раз появляясь на телеэкране, политолог В.А. Никонов озвучивает, возможно, наиболее здравую в течение всего фильма мысль — он говорит о поддержке революции крупными финансовыми кругами, однако оперирует при этом осовремененными терминами вроде «олигархата». Действительно, часть крупных российских предпринимателей нашла в военных заказах источник получения сверхприбыли и не останавливалась перед махинациями финансового и политического характера для достижения своих целей. их деятельность по созданию структуры управления, параллельной органам государства; дискредитации государства как неспособного решать насущные проблемы воюющей страны; пропаганде своих «достижений», довольно искусной и вполне современной по приемам, была успешной, что наглядно показали события февраля 1917 г.  Стремясь придать политическим изменениям максимально верхушечный характер, контролировать армию через генералитет, рабочее движение — через часть социал-демократии, они, однако, оказались неспособны удерживать контроль над пришедшими в движение массами[101]. Однако подводить под эти события конспирологическую базу — значит, упрощать историю революции в разы, и вводить огромное количество телезрителей в заблуждение. Это создателей «Сорванного триумфа», по всей видимости, не беспокоило.
 
Здесь, в контексте подготовки «антимонархического заговора», впервые за весь фильм произносится имя Григория Распутина. Конечно, разговор о нем был бы более уместен при обсуждении пройдох-«мистиков», приближенных к императору, однако у г-на Мультатули на сей счёт имеется своё своеобразное мнение. Так или иначе, эта фигура сохранилась в истории как один из самых выразительных и мерзких символов царствования Николая II, девальвации монархии как института власти в России, облекавшегося в омофор православия.  В этой связи неудивительно, что о Распутине высказывается священник — о. Тихон (Шевкунов). «Это, несомненно, загадочная фигура и, наверное, не наше дело восхищать суд над ним» – слышит зритель. Я же в свою очередь хочу напомнить, что этот, ближайший к царю и царице человек был известен всему обществу бесчисленными оргиями с участием представительниц высшего света – «в банях... Распутин произносил длинные проповеди, а с другой стороны заставлял своих поклонниц обмывать свои половые органы». Ещё живя в Сибири, он не раз приговаривался к наказанию за изнасилования и кражи; агенты питерской «охранки» докладывали А.В. Герасимову о пребывании Распутина в притонах[102]. К официальному духовенству «святой черт» был настроен крайне отрицательно; «о лентах, о мирских делают думают, а Христа на сердце у них нет» – говорил он о епископах, но о. Тихону, кажется, нет до этого дела. Всякому здравомыслящему человеку тогда было ясно, что Распутина нельзя и на пушечный выстрел приближать к царскому дворцу. Но он был близок к нему... И, что особенно страшно, он вершил судьбами миллионов и рычагами власти; по указке этого безграмотного мужика министерские портфели передавались от одной к другой бездари, даже в тяжелейшие годы войны. Убийство Распутина, будь оно более своевременным, возможно, сыграло бы куда более значительную и благотворную роль в судьбе рушащейся монархии. Однако, по мнению П. Мультатули, оно лишь приблизило её неизбежный крах.
 
Дальнейший сюжет фильма является пересказом сюжета увидевшей свет несколько лет тому назад книги г-на Мультатули «Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов». Она широко представлена в сети Интернет и каждый желающий может ознакомиться с этим сочинением и изображением в нём всё того же мнимого «заговора».
 
В контексте оного г-н Верховых упоминает о заверениях Николая II министром внутренних дел А.Д. Протопоповым относительно спокойствия настроений в столице и при этом добавляет: «Если бы государь знал, что в конце 1916 года Протопопов уже остановил тесную связь с одним из тайнах организаторов революции... Феликсом Варбургом».
 
 
Диктор уже традиционно не вносит конкретики в свой пассаж, видимо, полагая свою реплику самоценной и все объясняющей. На деле её приходится признать подложной. Во-первых, встреча Протопопова, тогда председателя Государственной думы, с банкиром Фрицем Варбургом, выполнявшим в годы войны специальные поручения германского МИДа в Стокгольме, состоялась 6 июля 1916 г.[103], и окончанием года эту дату можно назвать, лишь не зная её. Так же сложно назвать сношениями единичную встречу, при которой так же присутствовал член Государственного совета Д.В. Олсуфьев.
 
В ходе этой встречи Варбург пытался убедить своих собеседников в бессмысленности продолжения войны, выгодного лишь Англии, а в качестве компенсации понесенных Россией за годы войны потерь предлагал часть Галиции, предложив, таким образом, заключить мир за счет союзника. Однако усилия Варбурга были тщетными — ознакомившись с отчетом Варбурга, госсекретарь по иностранным делам Г. фон Ягов разочарованно записал на его полях: «Эти русские выдоили Варбурга, а сами фактически так ничего и не сказали»[104]. Ввиду того, что данный отчет является практически единственным источником о содержании переговоров между Варбургом, Протопоповым и Олсуфьевым, утверждения об организации международного заговора с участием эти лиц приходится отнести к разряду измышлений, ввиду их недоказуемости. И, наконец, г-н Верховых напрасно полагает, что Николай II пребывал в неведении относительно данной встречи — Протопопов по возвращению в Петербург испросил личной аудиенции у царя и рассказал ему о свидании с Варбургом[105].
 
Описания отречения Николая II создатели фильма не дают — оно, по их мнению, «покрыто завесой мрака». На экране одна другую сменяют фотографии царя, и в их числе — репродукция с картины В.Р. Алексеева «Николай II накануне отречения». 
 
Следует сказать, что на этом полотне присутствует ряд огрехов в воспроизведении художником военного костюма и наград царя (синий бешмет, тогда как должен был быть белый, либо красный; орден Св. Георгия IV разряда на груди императора, по размеру похожий скорее на шейный крест ордена II степени), коими создатели фильма уже привычно пренебрегли, или о которых они и не знали.
 
Не придавая особого внимания беспочвенным сомнениям сценариста в достоверности манифеста об отречении Николая II, отметим ещё лишь несколько откровенно фальсифицированных моментов. Например, по утверждению г-на Верховых, премьер-министр Великобритании Ллойд-Джордж, узнав о Февральской революции в России, воскликнул: «Одна из целей войны для Англии достигнута!..»
 
В действительности же британский премьер-министр в речи перед Парламентом произнес: «Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война»[106]. Конечно, вооружившись «теорией заговора», можно на основе этой реплики обвинить Ллойд-Джорджа в организации Февральской революции в России — однако это обвинение не будет иметь ничего общего ни с действительностью, ни со здравым смыслом.
 
Далее следует потрясающее заявление диктора: «Более 40 миллионов россиян погибло после революции». Выдержав театральную паузу, г-н Верховых принимается перечислять череду невзгод, обрушенных Провидением на Россию, причем итожит этот скорбный список ни чем иным, как 1945 годом! И я не знаю, как к этому пассажу отнесутся зрители и читатели настоящей статьи, но по моему мнению включать в число жертв Февральской революции и породивших её «темных сил» (?!)... павших в Великой Отечественной войне  — это едва ли не глумление над их священной памятью и элементарное невежество.
 
Беря затем слово о канонизации расстрелянной в 1918 г. царской семьи, архиепископ Викентий утверждает, что «Император был святой в жизни человек». Как вслед за этим произносит с экрана Б.В. Грызлов, его убийство было «злодеянием большевизма». Но — как справедливо вопрошал историк Е.С. Радциг, может ли это служить основанием для того, чтобы оправдывать теперь все преступления, совершенные Николаем II?..
 
Итак, анализ фильма «Сорванный триумф» показал, что вместо изложения правды о последнем русском царе его создатели сняли псевдо-документальный фильм-сказку. Львиная доля содержащейся в нем информации совершенно не соответствует действительности. Относительно правдивые нюансы буквально тонут в нагромождениях полу-правды, и откровенной лжи. Особенно — и крайне неприятно — удивляет участие в фильме ряда видных ученых, религиозных и политических деятелей современной России, кои вместо объективных экспертных оценок делали заявления, в подавляющем большинстве своем расходящиеся с исторической действительностью.
 
Совершенно очевидно, что данный фильм был рассчитан на определённую прослойку зрительской аудитории, придерживающуюся монархических или близких к ним политических воззрений. Милый их сердцу сусальный образ последнего русского царя не мог быть показан сколько-нибудь достоверно — иначе иллюзорные представления плакальщиков по «России, которую мы потеряли» были бы неминуемо разрушены. Однако жанр документального кино априори подразумевает достоверность отражаемых в нем сведений. Первоосновой для подобных телевизионных проектов должен быть лишь исторический анализ, коим создатели «Сорванного триумфа» предпочли пренебречь. Хочется верить, что в дальнейшем настолько низкопробные «исторические» передачи будут транслироваться по телевидению как можно более редко.
 
 
Источник